03.01.2012 в 03:55
Пишет Бумажный кораблик:Название: Baby, it's cold outside
Автор: Бумажный кораблик
Пейринг Хавок/Банши
Рейтинг: R, хотя автору хочется верить, что NC-17 хд
Жанр: PWP, флафф
От автора: посвящается половинке Нельсона, он же [J]wake up Mr. Green[/J], который просил "фапфапфап". С наступившим тебя,чувак, побольше разных охуенчиков в жизни!
От автора 2: я искренне верю, что те прекрасные люди, которые видят в этом пейринге то же, что и я, до сих пор живы тут хд мне очень хотелось выложить это сюда, потому что слишком уж мало тут наших прекрасных ребяток. Мне так же очень-очень жаждалось написать красивую порну, но порны вообще не по моей части, поэтому вышло опять нечто несуразное, плавно съезжающее в стеб от лица главгероев хд простите, ребята. Нельсон, прости отдельно, потому что это говнецо написано для тебя хд
читать дальшеШон щурит один глаз и целится пальцем в горячее пятно солнца на горизонте. Роговице больно, но он затягивает до момента, пока глаза не начинают слезится, пока крупные белые точки не отпечатываются на глазных яблоках.
Кто-то проходит мимо и задевает ногой высокий сугроб, возле которого Кэссиди расположил свою костлявую задницу. Прямо на лицо ему сдувает тонкий слой снега, и Банши щурится сильнее.
- Что, Хэнк твоего общества уже не выносит? Выселил на улицу? Неудивительно.
- Неудивительно - что один бестолковый янки до сих пор не может со способностями своими справиться. А я просто воздухом вышел подышать.
Под ногами Хавока, когда он весел или чересчур бесится, снег подтаивает и превращается в мгновенно заледеневающие лужицы.
Кэссиди провожает его невозмутимым взглядом и доделывает своего снежного ангела.
Алекс пытается сосредоточиться. Он видит цель, он контролирует цель, он становится целью. Энергия тяжелым густым потоком перемещается по его артериям вместе с кровью, концентрируется в солнечном сплетении, и Хавок может чувствовать ее в самом сердце. Она переполняет грудь и сводит легкие; Саммерсу одновременно хочется избавиться от нее и дать себе еще пару минут. Алекс делает глубокий вдох и смотрит прямо перед собой. Он прислоняет ладонь к груди, почти невесомо поглаживая ребра - хочется удостовериться, что сегодня они один на один, без всякого специального оборудования или чужого вмешательства. Саммерс убирает ладонь от груди.
Три.
Он делает глубокий вдох. Взгляд, словно прицел, застревает на угловатом силуэте манекена.
Два.
Медленный выдох. Кажется, если не дать этой энергии выплеснуться, она сожжет его изнутри.
Один.
Тишина отражается от железных стен бункера, и в ушах звенит.
Ноль.
Алекс направляет плазму резко, но недостаточно быстро - по крайней мере, не быстрее, чем его отбрасывает к стене внезапной звуковой волной.
Лучи разлетаются по бункеру, словно теннисные мячики, и Алекс видит, как одна за другой загораются тонкие полоски на стенах. Тем временем дверь бункера поддается без особых усилий, и на пороге стоит Шон, апатично выкручивая в руках сегодняшний номер газеты.
- Не мог достучаться, пришлось применить голос, - поясняет он. - Джин там ужин приготовила. Профессор просил сообщить.
Рыжий затылок удаляющегося Кэссиди буквально молит Саммерса о щедром ударе огнетушителем.
- Ну и как так вышло, что у тебя нет акцента?
- О, довольно просто, - Шон с воодушевлением разливает по чашкам найденный в шкафчике ликер. – Мой дед – американец. Для него всегда было принципиальным научить потомков «правильному английскому».
В три часа ночи на кухне обычно всё ещё шумно, но сегодня отчего-то жители поместья легли спать раньше, и добрая половина преподавательского состава - в лице Банши и Хавока - решила тет-а-тет распить ксавьеровский алкоголь.
- Так «правильный» всё-таки американский? – задиристо уточняет Алекс, уже предчувствуя очередной полный патриотизма монолог.
Когда дело касается родной страны, Кэссиди теряет всякий контроль. Ни о чем другом он не может говорить с такой уверенностью и таким воодушевлением, как о родной Ирландии, ни что другое не вызывает в нем подобной любви и нежности.
Поэтому совсем неудивительно, что они с Алексом спорят ещё с целый час, за который успевают порядочно поднабраться, и когда Шону приходит в голову совершенно бестолковая идея померяться силами, Хавок полон хмельного энтузиазма эту идею поддержать.
- У тебя нет шансов, - предупреждает Банши, пока они, слегка пошатываясь, поднимаются по лестнице. – Ирландский народ – самый выносливый народ в мире! – гордым шепотом заявляет он, спотыкаясь на одной из ступенек. – Мы противостояли этим английским снобам кучу лет, и мне ничего не стоит попротивостоять тебе пару минут.
- Ну-ну, - хмыкает Алекс.
Они поднимаются в его комнату. Суть в том, чтобы выйти на балкон и простоять там на морозном воздухе как можно дольше. Почему-то ни Хавоку, ни Банши даже в голову не проходит, что вся эта затея попахивает воспалением легких и менингитом – они распивают ещё по стакану спиртного и выбираются на улицу, прикрывая за собой дверь.
Они стоят в абсолютной тишине минут десять, разглядывая широкое темное небо, упирающееся в горизонт. Звёзд почти не видно из-за облаков, но луна светит ярко, поэтому они запросто могут разглядеть друг друга. Покрасневшие носы и чуть ли не синие физиономии.
- Ну и холод, - трагично отмечает Хавок, застегивая воротник рубашки на последнюю пуговицу.
Шон смеется, гортанно, глубоко, совсем пьяно и толкает Алекса к перилам. Тот еле удерживается на ногах и прижимается спиной к выступам, тонкая корочка льда на лакированной поверхности ощущается даже через рубашку.
- Да какого… - начинает Саммерс, в общем-то, почти грозно, но Кэссиди обрывает его резко и безапелляционно.
Он прикасается губами к губам Хавока, и это даже не похоже на поцелуй, потому что они оба так чертовски замерзли, что почувствовать сквозь холод что-то ещё кажется невозможным. Дыхание у Банши теплое и сбившееся, каким обычно бывает после полетов, и Алекс пытается ухватить тонкую струйку пара, выходящую из чужого рта, языком.
Шон смотрит неуверенно и как-то странно, пока до Саммерса медленно доходит мысль о том, что они только что сделали. Он хмурится, ощупывая пальцами свои губы, смотрит на Банши и даже пытается включить мозги, но промерзший опьянённый разум делает на прощание ручкой.
Выкручивайся сам, дружок.
И Алексу не приходит в голову ничего лучше, как отразить движение Кэссиди почти что детально. Он прижимается к влажным губам в попытке почувствовать их, прочувствовать до конца, но всё ещё слишком холодно, и онемевшая кожа не способна на тактильный контакт. Банши мычит что-то ему в губы, и Хавок согласно кивает, хотя и не понял ни слова. Они топчутся ещё пару минут у двери и заходят внутрь, где от теплого воздуха температура тела резко меняет градус.
- Пальцев не чувствую совсем, - шепчет Шон, и Алекс молча соглашается самостоятельно расстегнуть его рубашку.
Хавок уже даже не помнит, когда в последний раз он кого-то раздевал. Почему-то сейчас это кажется важным, как будто он сдаёт экзамен, и Шон – его строгий учитель, хотя Кэссиди, мягко сказать, плевать хотел, даже если Саммерс зубами отдерет каждую чертову пуговицу.
И всё-таки они раздеваются очень медленно. Слишком медленно, по мнению обоих, потому что ситуация вне контроля, вне сознания, вне времени и пространства – и это пугает. Они оба не уверены в том, что делают, точно так же, как не уверены в том, что один из них не решит внезапно сбежать.
Алекс решается первым. Кэссиди выше, и это не очень удобно, но Саммерс слегка вытягивается вперед и целует, на этот раз по-взрослому, глубоко и с языком. Шон действительно весь промёрз до основания, его рот холодный и влажный, и в нем до сих пор ощущается терпкий вкус распитого коньяка. У Банши, очевидно, опыта намного меньше, потому что он не знает, куда деть себя, свои руки и в особенности свой язык, и Хавоку кажется, что он вот-вот подавится, но он целует снова, с большим нажимом, заставляя Шона поддаться. Алекс не столько просит, сколько убеждает – я поведу. Доверься.
Кэссиди так не нравится. Его настойчивость и упрямство выбивают Хавока из колеи, и это уже больше похоже на соперничество, вот только не совсем ясно – что получит победитель.
- Дверь надо закрыть, - наконец отрывается Саммерс. У него почти болят губы, и это по-своему приятно, хотя и странно.
- Все спят, - стаскивая с ног кеды, говорит Банши. Стоит ему подумать об этом, и вся уверенность слетает как по щелчку пальцев – наверняка их кто-нибудь застукает.
Просто распахнет дверь в самый неожиданный момент, и на завтра вся школа будет в курсе, чем они тут занимаются.
Чем они позволяют себе заниматься.
- Калека, чудище и два пидараса. Идеальный преподавательский состав специально для вашего малыша, - произносит Банши вслух, и Алекс отзывается тихим смехом, всё-таки отходя к двери и проворачивая замок на два оборота.
Полуголый растрепанный Кэссиди посреди его комнаты выглядит так повседневно, словно они делали это уже сотню раз. Они цепляются взглядом друг за друга, и Шон замирает. Оба думают примерно об одном и том же – стоит ли? – оба негласно соглашаются, что вовсе нет.
- Какой-то идиотизм, - зачем-то уточняет Хавок, и Банши согласно кивает.
Мол, и правда идиотизм.
А потом делает несколько быстрых, решительных шагов, и вдавливает Саммерса в стену – не давая себе передумать.
Не давая Алексу передумать.
Тот встречается затылком с висящей позади картиной, губами – с настойчивым ртом Кэссиди, разумом – с навязчивыми идеями. Первое и третье с решительностью отправляется в игнор. Хавок меняется с Банши местами и целует уже сам, прикусывает нижнюю губу, проводит языком и слегка всасывает, заставляя ирландца беспомощно податься вперед. Алекс подозрителен и не закрывает глаз, поэтому ему становится немного смешно – Шон выглядит развратно, трогательно и вместе с тем комично, когда жмурит глаза и хмурится, а его щёки горят. Саммерс не знает, причиной тому мороз или смущение, но ему определённо нравится.
Кэссиди тянет Алекса на себя, удерживая его за шею сильно и уверенно – Хавок сначала теряется, а потом прижимает ирландца ближе. Он чувствует напряжение Шона всем телом, различает сбившееся дыхание и глухие отзвуки стонов в собственной груди.
- Ты пялишься, - констатирует Банши свистящим шепотом, разрывая вязкую тишину комнаты. Его голос звучит непривычно и чуть хрипло, и Алекс незаметно для себя застывает, глотая звуки, словно ледяную воду.
- Пошел ты нахер.
- Смотри не влюбись.
- Наааахер, - они оба смеются, и Саммерс тянет Кэссиди в сторону кровати, словно юную девственницу к алтарю.
Шон хмыкает и пихает его несильно локтём, мол «сам дойду», но в итоге они просто падают на матрас, и кровать заунывно скрипит, явно не одобряя такого отношения.
- Сними с меня джинсы, - удерживая Шона за подбородок, шепчет Алекс в самое ухо.
Кэссиди послушно кивает – почти покорно - и спускается ниже. Он садится на колени Хавока, зажимает его ноги бедрами и наклоняется к бляшке ремня. Взмокшие и спутанные рыжие волосы щекочут Алексу живот, и он напряжённо сводит лопатки, чуть ли не задыхаясь от горячего воздуха в легких. Саммерс протягивает ладонь вперед и сжимает пальцами – почти несильно – вихрастые кудри, которые на ощупь оказываются неожиданно мягкими.
Шон не любит, когда кто-то прикасается к нему подобным образом, но Хавок делает это одновременно повелительно и осторожно, и Банши просто поддаётся. Он прогибается в спине и тянется вперед, напрочь забывая о своей конечной цели, дотягивается до раскрасневшихся губ Алекса и целует. Медленно и сдержанно, позволяя запустить пальцы в свои волосы, позволяя наклонить собственную голову, позволяя искусать себе шею.
В последнем Саммерс, судя по всему, не знает ограничений – его зубы царапают кожу настойчиво и больно, будто надеются прокусить, и оставляют следы, от которых потом трудно будет избавиться. Банши мычит что-то невнятное и пытается отстраниться, но его удерживают, сжимая пальцы в волосах чуть сильнее. Хавок и сам знает, что заигрался, поэтому его губы последовательно зацеловывают каждый укус.
Шон возвращается к начатому и на этот раз без колебаний расстёгивает ремень. Ему немного не по себе от того, что приходится стаскивать штаны с Хавока, с Алекса Саммерса, но Банши кажется, что это может войти в привычку.
Алекс худой и джинсы с него постоянно сваливаются, поэтому Шон может различить торчащие плавки – он думает, что это плавки. Он наклоняется и целует Хавоку живот, проводит языком вниз, а потом расстёгивает штаны и слегка приспускает их, чтобы поцеловать Алекса сквозь ткань трусов. Он никогда не сделал бы этого, будь он трезв, но к их обоюдному счастью он невероятно пьян, поэтому губы спускаются ниже, и Шон сжимает их, чувствуя, как Хавок резко вздрагивает. Дыхание Алекса становится громче, и он наконец закрывает глаза. От этого кажется, что ощущений в два раза больше, но на самом деле они все одинаково сконцентрированы на Кэссиди и его губах.
Банши стягивает с Хавока нижнее белье, и садится на его бёдра. Саммерс чуть заметно ухмыляется и притягивает Кэссиди к себе, целует и переворачивает на спину, перенимая инициативу. Он гладит Шона подушечками пальцев, и тот внимательно наблюдает за каждым движением, тщетно пытаясь выровнять дыхание. Руки Алекса спускаются ниже, и ему нужно намного меньше времени, нежели Шону, чтобы справиться с застёжкой и стащить джинсы Банши вместе с бельем куда-то в район коленей. Кэссиди пытается спустить их ещё немного, потому что они сковывают движения, но Саммерс не даёт пошевелиться – и наклоняется вперед, прикусывая губы.
Шон чуть ли не скулит, когда Алекс касается большим пальцем головки его члена. Это прикосновение кажется таким личным, полным нежности и открытости со стороны обоих, что Кэссиди невольно влюбляется по уши. Хавок выглядит немного встревоженным, потому что его пальцы чувствительно надавливают, массируют, сжимают, и Банши действительно с трудом сдерживается от стонов.
Они оба знают, что ему нельзя открывать рот. Что один звук, и все окна в комнате, а, возможно, и в паре соседних разлетятся на мелкие стеклянные крошки. Кэссиди от этого тяжело дышать, потому что каждый беспомощный стон застревает в его солнечном сплетении; но Алексу намного тяжелее – он отдал бы многое, чтобы услышать, как Банши кончает от его прикосновений.
Шон тянется к Хавоку и буквально врезается в его губы своими. Это ненадолго отрезвляет, и Кэссиди сжимает пальцы – как раз там, где Саммерсу этого так не хватает. Алекс помнит ладони Банши (в общем-то, ему и самому непонятно, откуда в его голове такая отчётливая картинка). Он знает, что на руках Кэссиди рассыпь веснушек, и точно так же он знает, что уже никогда более не сможет смотреть на эти руки с прежним равнодушием. Кэссиди более настойчив, он двигает ладонью намного грубее, нежели это делает Алекс, но Хавок теряет свой ритм, и его ведет, словно подростка, и ему можно не сдерживаться, поэтому он гортанно стонет прямо Шону в губы, прижимается лбом к его лбу, будто стараясь окончательно стереть между ними все пространство. Он не замечает, что Банши почти застывает на месте и становится совсем тихим, пока не слышит охрипший голос:
- Алекс, чёрт.
Ничего особенного, но Саммерсу это льстит, и он ускоряется, мягко целуя Шона в подбородок. Ирландец утыкается лицом в плечо Хавока, он полностью напряжён, и Алекс просит его: «расслабься», но Кэссиди лишь сжимает зубы. Сейчас он, пожалуй, впервые в жизни ненавидит свою мутацию, хотя это и неважно, секунда – и он весь как-то изломанно прогибается в пояснице, чувствуя раскатывающееся по телу удовольствие, а Алекс не убирает руку, только замедляет немного, и Банши тянется к его губам.
Шону хочется обойтись ленивым поцелуем и откинуться на подушку, но он помнит, что Алекс всё ещё возбужден, буквально слышит частый стук его сердца и сбившийся пульс, поэтому почти неуловимо задевает ногтями нежную кожу и возвращает руку на член Саммерса. Тот благодарно выстанывает что-то, похожее на имя Кэссиди, а потом послушно наклоняет голову в сторону, пока Банши целует его в шею – действительно лениво и будто бы нехотя, но на самом деле это только раздразнивает сильнее. Хавок кончает несколькими движениями позже, придавливая Шона к кровати, и сбивчиво дышит ему в губы, пока по всему телу раскатывается легкая дрожь.
Ещё пару минут они просто лежат, пытаясь прийти в себя, а потом Кэссиди становится тяжело, и он вылезает из-под Саммерса.
- Нехилый Сочельник вышел.
- Чёрт, я и забыл. С праздником. Подарок, считай, уже получил.
- Ах, эта ваша американская щедрость!
URL записи