[under-the-stars]

я решила собрать свои однострочники
на долгую память, а то все руки не доходят
апд. кстати, когда они вот так вместе, сразу все мои клише как на ладони блин =/

Хэнк Маккой/Банши. Воспитательная беседа на важные для подростка темы.

444 слова.

Когда Чарльз Ксавье открывает дверь лаборатории, Хэнк как раз глухо вскрикивает, хватаясь за край столешницы, и инстинктивно зажмуривается. Опешивший профессор уже готов ринуться на помощь, какая бы беда не случилась с его потенциальным учеником, но внезапно замечает лохматую макушку Шона, выглядывающую из-под стола лаборанта.
- Ох, чёрт! – ругается МакКой, замечая остекленевшего Ксавье на пороге своей лаборатории и откровенно развеселившегося Эрика за его плечом. «Блеск» - думает про себя Хэнк, судорожно застёгивая брюки и пытаясь выпихнуть негодующего Банши из-под стола.
- Да в чём дело?! – ворчит Кэссиди и чисто ради удовлетворения пихает Хэнка в ответ. После подобной услуги он ожидал фанфар, восхищённых вздохов, жарких поцелуев или хотя бы благодарно-стыдливого «спасибо», но уж точно не получить звериной ногой по рёбрам.
- Вы-ле-зай, - одними губами произносит Хэнк, и его панический взгляд заставляет Банши последовать совету.
Впрочем, Шон тут же об этом жалеет.
В дверях, растеряв остатки тактичности, стоят Чарльз и Эрик. Ксавье выглядит удивлённым и смущённым одновременно, а Леншерр еле удерживается, чтобы не засмеяться в голос.
Кэссиди смущённо вытирает губы – мало ли что – и застёгивает рубашку.
- Доброе утро, - говорит он, прерывая неловкую паузу.
***
Вечером Чарльз собирает Шона, Хэнка и Эрика в одной комнате. Без последнего можно было бы и обойтись, но Леншерр нужен ему в качестве опытной моральной поддержки, потому что подобные разговоры Ксавье ведёт впервые в жизни.
- У нас возникла ситуация… - нерешительно начинает профессор, и Эрик шумно давится смехом, потому что более нелепого определения для секса ещё не слышал. Ксавье посылает в него яростный взгляд, и возвращается к затеянному разговору. – Так вот, ситуация, которая является последствием становления мальчика взрослым юношей…
Термины, которые использует Чарльз, делают весь этот сумбурный, затянувшийся почти на час разговор ещё более неловким. И Хэнк, и Банши уже жалеют, что не сделали себе собственный ключ от лаборатории, а Эрик – что поддался на уговоры и пришёл на этот вечер родительских лекций.
-..В следствии этого могут стать опасными распространения…
- Короче, - наконец прерывает Ксавье Магнето, и подростки заметно оживляются. – Чарльз хочет сказать, что главное в сексе – контрацепция, поэтому… - Леншерр встаёт с кресла, подходит к выдвижным полкам и вытаскивает оттуда несколько небольших пачек смутного содержания. – Гондоны, друзья мои, спасут мир. Держите и больше не попадайтесь.
***
- Самые неловкие сорок минут в моей жизни, - ворчит Хэнк, когда они с Банши спускаются на первый этаж.
- Могло быть и хуже. Представь, если бы он вдруг достал огурец со словами «А сейчас мы прибегнем к практике», - ухмыляется Кэссиди, перепрыгивая через две ступеньки.
МакКой пожимает плечами и вытаскивает из кармана щедро врученную Эриком коробочку.
- А сейчас, - один в один копируя интонации Чарльза, - мы прибегнем к практике.
Банши ухмыляется ещё шире и заталкивает МакКоя в ближайшую спальню.

Хавок/Банши. Застрять на ночь в лифте, проболтать всю ночь и признаться друг другу во взаимной симпатии. Развитие событий на усмотрение автора.

Слов: 499

- Почему бы не поорать в лифте? – проворчал Саммерс, прикидывая в уме, не скомпрометирует ли он себя, если завтра утром его найдут с обгоревшим рыжеволосым скелетом.
Скелет – пока ещё обтянутый поджарой плотью – неуверенно пожал плечами.
- Я хотел выяснить, можно ли ускорить лифт при помощи звуковых волн.
- И как? Удачно?
Идея уложить детей спать и устроить всем почти-преподавательским-составом небольшой междусобойчик резко перестала казаться привлекательной – вся школа видела десятый сон, а споенный в никуда профессор Ксавье был занят у себя в спальне ментальной связью с Магнето, соответственно, помощи ждать было неоткуда.
Стоит признать, знай Банши заранее, что Алекс будет ворчать, как базарная бабка, на протяжении почти двух часов – никогда бы не провернул трюка с лифтом. Нет, он, конечно, был реалистом и вовсе не ожидал, что Саммерс тут же предложит заняться сексом в лучших традициях немецкого кинематографа, но на душещипательный разговор искренне надеялся. Очень искренне. Шону буквально виделось, как Алекс наконец расскажет ему историю своего детства.
Почему-то, детство Саммерса в фантазиях Банши выглядело как жестокие пытки инквизиции в каком-нибудь гетто-районе с повышенной преступностью, где Алекса регулярно избивали и мучили, а ради куска хлеба ему вообще пришлось заняться проституцией – за что он в последствии и попал в колонию, где, впрочем, пытки лишь усугубились, да настолько, что Хавоку пришлось потребовать личную камеру.
Кэссиди готов был выслушать всё это с героической физиономией спасителя и даже проработал тактику успокоения Алекса, если тому вдруг взбредёт в голову расплакаться у Банши на плече.
К несчастью, до состояния «расплакаться-у-Банши-на-плече» было ещё далеко, а вот нечто вроде «оторвать-Банши-его-рыжую-башку» грозило наступить в ближайшие полчаса.
- Потрясающе, Кэссиди, очень в твоём стиле. Знаешь, мне кажется, сколько бы не…
- Ты мне нравишься.
- …удач ты не пережил, с каждым разом тебе удаётся сделать всё только хуже…Прости?
- Ты мне нравишься, Алекс.
Вот он, момент истины. Теперь ему сломают нос, пару конечностей и рёбра – вполне возможно – так же не обойдут стороной.
Шон опустил взгляд, чтобы только не смотреть на ошеломлённую физиономию Саммерса, сидящего напротив, и приготовился к встряске. Помоги ему Всемогущий – ради такого он даже готов вспомнить парочку-другую молитв.
- Ты серьёзно? Вот так просто? Нравлюсь и всё? – вопреки ожиданиям, голос Алекса не звучал издевательски. Недоумённо, неуверенно, настороженно – но только не издевательски.
- И всё, - согласился Банши, напряжённо выпрямляя спину.
- Мм…Ты тоже, - хмуро заметил Алекс, поджимая губы.
- Я тоже?
- Ты мне тоже нравишься.
Банши удивлённо вскинул голову.
- Ты уверен?
- Более чем.
- Ага…может теперь…эээ…ну… - «поцелуемся, Шон, это слово звучит как «поцелуемся» - ну это…
- Да, наверное. Ты или я?
- Давай ты.
Хавок кивнул и придвинулся ближе, фокусируя напряжённый взгляд на бледных губах Банши. Впервые в жизни поцелуй казался ему такой непреодолимой сложностью.
Секунда – и Кэссиди сам коснулся губ Алекса. Мягко и очень осторожно, будто всё ещё опасаясь внезапного хука слева, но Саммерс не дал ему отстраниться, притягивая к себе за шею.
К утру выяснилось, что детство у Алекса прошло в Коннектикуте, мать его была библиотекарем, а в тюрьму он попал за случайный поджог заброшенного дома. И целуется он, кстати, до одурения.

Хавок/Банши. Шон напевает песню Битлз, меняя her на him, подходит Алекс и интересуется о ком песня. Романс.

500 слов

закаааазчик, простите меня заранее. Не фанат Битлз, поэтому с трудом вообще откопал нечто подходящее, так что исполнение, вероятно, отличается от желаемого

Эта была одна из многочисленных песен The Beatles и, вообще-то, для медленного танца она подходила смутно, но Банши собирался с мыслями весь вечер и вот-вот мог упустить свой последний шанс.
В гостиной полчаса назад повисло то сонное состояние, которое наступает после бурной вечеринки, когда лишь самые стойкие остаются просиживать штаны у мини-бара, да и те готовы вот-вот разойтись по своим спальням.
Вошедший в число самых стойких, Кэссиди стоял у окна и не сводил внимательных глаз с лениво расположившегося на диване Саммерса, что-то втолковывающего глубоко пьяному Хэнку. Шон считал про себя до сорока уже седьмую песню подряд, каждый раз давая себе негласное обещание: на тридцати шести он, наконец, тронется с места; на тридцати восьми, естественное, подойдёт к Алексу; на сорока, без всяких сомнений, произнесёт эти три простых слова: «Потанцуй со мной».
На первый взгляд, ничего сложного – и всё же он до сих пор тут, в своём безопасном уголке, пропустив Элвиса, The Kinks и трижды прокрученную «Stay with me baby», вызывавшую у Шона внезапный паралич всех мышц, отвечающих за речь и передвижение.
Хавок не был глубоко сентиментальной личностью – это Банши хорошо усвоил за те два месяца, что они провели вместе, шифруясь от окружающих всеми возможными способами – но в каждых отношениях наступает момент, когда одной из сторон нужно сделать шаг вперёд, чтобы обоим в итоге не пришлось отползать назад. Кэссиди догадывался, что сам Алекс, несмотря на свою браваду и излишнюю крутость, никогда не спустится к завтраку со словами «кстати, ребятки, мы с Шоном встречаемся и наконец решили вас проинформировать» - да впрочем, ирландец и сам не был готов к такому размашистому жесту искренности.
Но доходчиво намекнуть, хотя бы таким странным способом, хотя бы оставшимся здесь сегодня Хэнку и Мистик - было необходимо, поэтому Шон глубоко втянул ртом воздух и уже было сделал шаг вперёд, как музыка резко сошла на нет – песня оборвалась, и старенький магнитофон со скрипом зажевал плёнку.
Банши ощутил себя глубоко несчастным. Вселенская справедливость, конечно, никогда особо не баловала его своим вниманием, но сегодня из солидарности могла бы и сжалиться.
- Ну и к чёрту, - хмуро заметил Кэссиди и плюхнулся в ближайшее кресло. Груз необходимости совершить что-то очень трудное моментально испарился, но настроение от этого отнюдь не улучшилось. - Well, she was just 17, you know what I mean… - похоронным голосом пропел Шон, поднимая взгляд на Алекса.
Саммерс сделал то же самое и посмотрел на Шона привычными смешливыми глазами, от которых у Кэссиди каждый раз сводило между лопатками. - And the way he looked was way beyond compare…
Хавок поднялся на ноги и пересёк комнату.
- Что это ты тут поёшь?
- Ээээ…Это Битлз.
- Ну да, конечно, - Саммерс улыбнулся и протянул Шону руку.
Кэссиди несколько стушевался – если он правильно понял, Алекс только что сделал то, на что самому Шону весь вечер не хватало смелости. Сделал то, для чего им необходима была музыка.
- Забей на неё, - посоветовал Хавок, считывая немой вопрос по веснушчатому лицу.
Шон кивнул и сжал ладонь Алекса.

…my heart went "boom," when I crossed that room, and I held his hand in mine...

Алекс/(|) кто угодно. Про осознание гомосексуальности.

Слов: 497

Вот уже третью ночь подряд ему снится Эрик.
Снится обнажённая спина Леншерра, его сильные руки, насмешливо сведённые брови, умелые губы и что-то пошлое на немецком.
В итоге Алекс чувствует себя персонажем «Улицы Вязов» - он старается не спать абсолютно, но в какие-то неуловимые моменты просто закрывает глаза и проваливается в забытье. Реальность приходит к нему тяжёлым грузом возбуждения, страха и ненависти к себе.
Саммерс помнит, как впервые познакомился с этим чувством - с глубоким накатывающим отчаянием и желанием избавить себя от себя же. Помнит, как чуть не убил юную девушку, столкнувшись с ней в парке однажды вечером, помнит испуганные голубые глаза, мучительные крики и с трудом подоспевшую скорою, помнит ожоги третьей степени и рыдающую мать пострадавшей – так, словно это было вчера.
Ему понадобилось несколько лет, чтобы научиться воспринимать свои способности как должное.
И вот это произошло снова, и несмотря на таблетки снотворного, выматывающие тренировки и успокаивающую музыку, Магнето продолжает навещать Алекса в порнографических снах, доводя его до ослепляющего возбуждения, заставляя стыдливо мастурбировать, уткнувшись носом в подушку, сжимая губы, чтобы не застонать, с единственной мыслью – пожалуйста, пусть это в последний раз, пожалуйстапожалуйстапожалуйста.
Однажды ночью он спускается на первый этаж, чтобы выпить чего-нибудь градусного – у Чарльза гигантская коллекция вин, виски, коньяка, текилы и даже абсента.
На кухне – ну конечно же – освещаемый одним лишь фонарём, сидит Леншерр.
- О нет, блять, правда, это уже не смешно… - устало ругается Хавок, замирая на пороге. – Свали куда-нибудь, ради всего святого, дай хоть напиться во сне по-человечески.
Алекс вздыхает, чувствуя во всём теле непреодолимую усталость, и подходит к маленькому бару, абсолютно игнорируя удивлённый взгляд Эрика.
- Ты охренел что ли, Саммерс? – спрашивает Магнето, когда, наконец, отступает волна негодования.
Хавок игнорирует и это, достаёт бутылку чего-то крепкого – в темноте почти не видно, но Алексу всё равно: если он спит, то качество алкоголя значения не имеет.
- Выпьешь со мной? – для того, чтобы предложить выпить ночному ведению, особой храбрости не надо. Попробуй он выдать нечто подобное в реальности – наверняка получил бы по шее.
- Ну давай, - откровенно забавляясь происходящим, соглашается Леншерр, забирая бутылку у Саммерса из рук и разливая содержимое по стаканам.
Они выпивают по одной, второй, третьей, и Алекса будто бы отпускает. В этом сне его, кажется, не собираются соблазнять, и от подобного даже дышать легче.
- Знаешь, когда ты не трахаешь меня, с тобой даже можно общаться, - внезапно говорит Саммерс и делает ещё один жадный глоток.
- Не трахаю? – уточняет Эрик, повторяя действие собеседника.
- Именно, - соглашается Алекс, - ну знаешь, как в той тысяче снов, что я уже посмотрел с твоим участием. Этот пока лучше всех.
- Мм, - Леншерр понимающе кивает головой и отставляет бутылку. – Давай спать что ли.
- Я не против.
Они разбредаются по своим спальням, и Алексу кажется, что впервые за несколько недель у него всё в порядке.
Спускаясь утром на завтрак, он раз за разом воспроизводит вчерашний сон. Всё уже не кажется таким беспросветным – вот только Леншерр как-то хитро ухмыляется, голова раскалывается от похмелья, а на подставке возле раковины стоят два чисто вымытых стакана.

Алекс\Шон. Танцевать танго. Алекс в костюме, Шон надевает платье.

Слов: 485

- С днем рождения, - Рейвен целует в щеку и улыбается так, будто только что подарила ему изумительную тачку последней модели. Кожаные сидения, переливающийся на солнце цвет, мощный мотор и воплощение любой мальчишечьей мечты – кусок сплавленного железа на четырёх колесах.
Всё, что получает Хавок на свой представить-трудно-уже-двадцать-первый день рождения – это Шон. Шон, который, к слову, и так в его, Алекса, полном распоряжении. Шон, который, в общем-то, мог подарить намного больше, если бы Даркхолм не влезла со своими навязчивыми идеями прожженной жизнью извращенки.
Алекс вспотевшими пальцами поправляет галстук и собирает все свои мысли в нахмуренной переносице. Ему хочется избежать этой ситуации, потому что он чувствует себя неловко сразу за двоих: за себя, и за Шона, который вот-вот должен переступить порог этой комнаты в весьма компрометирующем виде.
Хавок пообещал себе не заржать в самый ответственный момент и не отдавить Банши все ноги, но глубокое предчувствие пиздеца не покидает вот уже дай бог минут сорок.
Что ему делать с парнем в платье? Нахрена вообще ему парень в платье?
Рейвен проворачивает ручку и открывает дверь. Алексу кажется, что он только что умер.
В общем-то, ваш двадцать первый день рождения – совсем не то время, когда вы хотите обнаружить в себе фетиш к мужикам в платьях. Но Алекс обнаруживает, причем так явно, что готов завалить Кэссиди на ближайшем столе.
Он шумно сглатывает, чувствуя, как под кожей наждаком проходит кадык, словно эта часть организма внезапно стала инородной. Алекс смотрит на Шона и не может соединить нижнюю челюсть с верхней. Кажется, ему действительно дурно.
У Кэссиди взлохмачены волосы и красная помада на губах. Вопреки ожиданиям, Рейвен не напялила на него одно из своих вечерних платьев – те, что чуть выше колена, в блестках или безлико-чёрные. На Шоне туго затянутый бордовый корсет с темными оборками, мелкими бантами и какой-то ещё ерундой; несколько коротких пушистых юбок из чёрного шелка, собранных так высоко, что ноги кажутся удлинёнными вдвое; чулки с подвязками и туфли с закругленным мысом. Каблук такой высокий, что Кэссиди слегка пошатывается даже на ровном месте и, кажется, вот-вот упрется затылком в потолок.
- Тебе пора, Рейвен, - произносит Шон, и девушка тактично захлопывает за собой дверь.
Алекс ослабляет галстук и подходит ближе, по дороге включаю музыку. Кто-то с надрывом поёт по-французски, и Хавок давит улыбку. Банши делает тоже самое – потому что, чёрт возьми, эта самая идиотская ситуация за всю историю их отношений.
За всю историю отношений в принципе.
- Мадам, - Алекс кланяется, хотя в этом нет смысла – Шон даже без каблуков выше почти на голову.
- Сэр, - Банши изображает неумелый реверанс и протягивает руку.
Хавок чувствует себя всемогущим, и целует протянутую ладонь – его леди тут же заливается румянцем. Он хватает Кэссиди за талию, и они чёрти как кружат по комнате, наступая друг другу на ноги и уже представляя, как круто будет стянуть с Шона его позаимствованное шелковое белье .
Музыка разбивает стекла и нервы, и Алекс думает, что на подобное можно было согласиться только под кайфом от чего-нибудь сильного.
От Шона Кэссиди, например.