загнанных лошадей пристреливают
помните, я просила заявки для драбблов?
так вот медленно, но уверенно, они исполняются. очень медленно, не очень уверенно
madZoo попросила что-нибудь про Дерека, Стайлза и аддеролл. вышли сопли, АУ, снова сопли, сопли, много соплей короче
не вычитано, неграмотно и всякие такие дела
А-Д-Д-Е-Р-О-Л-ЛА
Амфетамины уже давно стали болезненной частью жизни Стайлза. Можно сказать, он воспитывал в себе психическую зависимость с четырех лет и - опять же - нет ничего удивительного в том, что к восемнадцати она сформировалась, обрела фактуру, цвет, даже имя (но Стайлз никому об этом не расскажет), сломала каждую возможную стену в его голове и воздвигла на их месте новые; прорвала платины и забетонировала мосты. Вот оно как. Ты просыпаешься однажды, маленький мальчик, мамин мужчина мечты, папина гордость - и окружающие уже не могут закрывать глаза на твои внезапные странности. "Его нужно проверить" - говорит соседская бабушка, потому что в её распоряжении около двадцати семи различных справочников по медицине, и она уже давно научилась с полувзгляда улавливать выбоины. У Стайлза есть одна такая. У врача, который осматривает маленького Стилински, были холодные пальцы, приветливая улыбка, лысина ото лба до затылка, будто кто-то слизал все его волосы и ради удовольствия оставил небольшую щетину по бокам; светлые усы и мягкий взгляд. Жалость всегда мягкая - вот только в четыре года навряд ли это осознаешь.
Стайлз привыкает к СДВГ и к ежедневному принятию таблеток. Это так же очевидно, как подниматься с кровати каждое утро - и только к четырнадцати годам он начинает думать о том, что рассеянность внимания - это болезнь, от которой его никто и ничто не сможет вылечить. Таблетки притупляют симптомы, но этого недостаточно. Стайлз привык использовать компьютер, но тут он действительно боится - боится так сильно, что обдумывает свое решение почти четыре месяца. Ему кажется, что он один из тех героев, которые оказываются призраками или сумасшедшими в конце фильма. Один из случайно зараженных в рассаднике зомби - он уже видит укус на своей руке, но слишком напуган, чтобы признать очевидное.
Д
Дозы становятся все больше с их переездом в Нью-Йорк. Иногда Стайлз закидывается таблетками просто от скуки, иногда ему больно, иногда грустно. Они становятся его спасательным кругом и удавкой на шее - удерживают на плаву, но затягиваются вокруг горла, пережимая сонную артерию. Стайлз больше не хочет спать. Он почти не ест. Вскипающая и жадная на пространство энергия растекается по его венам, словно пущенное под кожей электричество. Движения такие быстрые и резкие, что Стайлз вот-вот начнет искриться. Их двухэтажная квартира превращается в вечный двигатель, в центр шторма, из которого невозможно выбраться живым. Стайлз постоянно передвигает мебель, распутывает телефонные провода, прочищает внутренности компьютеров.
- Хватит, Стайлз, - говорит ему Дерек.
- Да, сам знаю, я знаю, - соглашается парень.
Через несколько дней его баночка аддеролла пустеет. Стайлз просыпается раньше всех, натягивает кеды на босые ноги и выбирается на улицу. Утренний Нью-Йорк встречает его моросящим дождем и промозглым ветром, до аптеки около пятнадцати минут пешком, но ему хватает восьми.
Когда Стайлз возвращается, щенки по-прежнему мирно спят по своим комнатам. В родительской спальне - именно так называют те четыре стены, которые скрывают их с Дереком кровать - чуть светло от опускающегося на асфальт за окном сочно-розового рассвета. Стайлз как можно тише выбирается из джинсов, его футболка влажная от дождя, и на спине у шеи - от пота, поэтому он пробирается в ванную и стоит под душем добрых минут пятнадцать. Всё это время безвкусные таблетки растворяются на его языке, белая масса раскатывается на рецепторах, словно затвердевшая побелка, и парень набирает полный рот воды.
- Ты не спишь, - сообщает Стайлз, забираясь под одеяло.
Его шею обнюхивают, с неё слизывают капли воды, стекающие с короткого ежика волос. Хриплый ото сна голос Дерека звучит хмуро - хмуро даже для него:
- Завязывай с этим.
- Знаю, - шепчет Стилински в ответ, - я знаю.
Д
Депрессия наступает сразу после того, как Дерек отбирает таблетки. Ему требуется ещё немного времени, чтобы наконец понять, что Стайлз не остановится - просто не сможет. Его забота о других выливается в полное отсутствие контроля над собой. Стайлз не умеет помогать себе, и Дерек осознает это слишком поздно. Дома, в Бейкон Хиллс, шериф всегда проверял содержимое прозрачных баночек. Он никогда не пересчитывал, просто всегда сам ходил в аптеку с рецептом сына на руках.
Дело ведь не в том, что Стайлз - потенциальный наркоман. Он не один из тех ребят, которые верят в иллюзию реальности и волшебную мощь белого порошка, не из тех, кто обрюхатит девчонку из соседнего дома, сделает ей предложение и умрет от передоза раньше назначенного срока. Стилински хороший мальчик - ну, вы помните - некогда мамин мужчина мечты и папина гордость. Просто в его голове высушенная пустошь, иссохшаяся поверхность пустыни с глубокими черными трещинами, будто кто-то расковырял их перочинным ножом. Она заперта в гигантском стеклянном шаре, и, стоит встряхнуть его в зажатой ладони, как из неоткуда появляются тяжелые барханы с песком. Каждая песчинка - отдельная мысль, если её встряхнуть, она задевает своих соседок.
Без аддеролла Стайлз не превращается во взбешенного и психически неуравновешенного маньяка, он не воет от ломки в одном из углов их просторной квартиры, не рыдает в ванной и не хватает Дерека за запястья, пытаясь умолить возобновить лечение.
Он молчит, много спит и по-прежнему хреново ест. Он под круглосуточным наблюдением, хотя в этом нет необходимости - Стайлз захлебывается от апатии и отвращения к себе.
Однажды Дерек возвращается домой глубокой ночью. В гостиной не горит свет, но Альфа ощущает чужое присутствие. Он замечает слабый огонек сигареты, ждет, пока глаза привыкнут к темноте. Стайлз лежит на полу, на махровом ковре, который был куплен по причине недостатка сидячих мест - глаза парня, пустые, холодные и печальные изучают потолок, смотрят будто бы сквозь него, сквозь ещё три верхних этажа и широкие балки зимнего садика на крыше. Голова Эрики у Стайлза на плече, и девушка почти неуловимо дышит ему в шею. Айзек дремлет по левую сторону от Стилински, используя его свободную руку в качестве подушки.
Дерек поджимает губы. Стайлз приучил их к тому, что рядом с ними теперь всегда будет кто-то, кому не безразлично. Кто не забудет приготовить ужин, кто предусмотрительно проверит сроки проездных билетов, кому не лень прошестерить гугл, чтобы помочь с курсовой работой. Дерек ломает им руки, тем самым проявляя свою заботу. Стайлз говорит "смотрите на светофоры, придурки, это вам не Бейкон Хиллс", знает, кто пьёт чай с сахаром, а кто - кофе со сливками, и помнит про каждый день рождения.
Стае больно.
Е
"Если ваш малыш невнимателен и гиперактивен" - отвратное название для книги про страдающих от СДВГ детей, но Дерек все равно её покупает. В разделе воспитательной литературы он чувствует себя, словно заблудившийся посреди кукурузного поля американский бизнесмен. Это сравнение звучит в голове голосом Стайлза, и Альфу мутит от того факта, что совсем скоро они действительно станут ближе, чем пожилые разнополые супруги - в конце концов, они уже воспитывают общих детей.
Мелким убористым шрифтом автор вещает о всех премудростях, с которыми может столкнуться родитель в ситуации Дерека. Из-за пробок на нью-йоркских дорогах машина пустует на парковочной стоянке; домой Альфа едет на метро.
- Поразительно, как ты можешь сохранять свою суровость среди бомжей, бабушек и беременных женщин, - поделился Стайлз, когда они впервые добрались до заплеванных, изуродованных граффити подземных вагонов.
Семь остановок уходит на то, чтобы оценить содержание книги - и оно совершенно никуда не годится. Дерек вырывает одну из страниц, складывает её вчетверо и кладет во внутренний карман куртки. Когда он уходит, книга остается лежать на сидении, раскрытая на середине.
Р
Реабилитация в случае Стайлза имеет определенную градацию, но он упрямо откладывает мысли об этом на потом. Есть вещи, которые просто нельзя себе позволять - ни когда на тебя полагаются люди, - и этого достаточно, чтобы разум взвыл в его голове агрессивным колокольчиком. Вопль, больше напоминающий стон, в фантазиях Стайлза каждый раз переходит на рычание - и у этого рычания есть хозяин, у этого голоса есть опознавательные черты.
Прекращай это, - говорит себе Стайлз, - возьми себя в руки - шепчет он перед зеркалом.
Говорят, если каждое утро повторять себе определенный набор мотивирующих предложений, рано или поздно они вживаются не только в подкорку головного мозга, но и в ауру, в атмосферу, во вселенную. Делают тебя тем, кем ты хочешь быть глубоко в душе - там, где маленький мальчик с ореховыми глазами до сих пор сжимает мамину руку, только её безымянный и указательный пальцы, потому что на большее пока не хватает крохотной ладони.
Стайлз повторяет, - соберись, тряпка.
Может показаться, что он ничего не делает - но даже для этого ему необходимы силы.
В их двухэтажной квартире ("дом в доме" - сказал Скотт, когда впервые увидел это место, и Стайлз улыбнулся, потому что сам уже давно думал об этой характиристике) есть балкон. Очень важно иметь балкон в Нью-Йорке, потому что только на высоте и под открытым небом ты не чувствуешь себя запертым в бетонных лесах из небоскребов и спальных районов. Только здесь Стайлз всё ещё прочищает мозги и прочищает горло, и в какой-то момент ему хочется закричать - но он только открывает рот и смотрит перед собой. Ветер щекочет язык, и Стилински делает вдох, наполняя легкие отравленным кислородом мегаполиса.
Это как аддеролл. Только не так сильно.
О
Отмена - самое сложное, с чем Стайлзу приходилось сталкиваться за последние восемнадцать лет. Это как наблюдать за своей жизнью со стороны, остро чувствуя все упущенные возможности и прошмыгнувшие мимо, словно растолстевшие крысы, нереализованные надежды, которые навсегда останутся в прошлом. Сейчас у него есть стая, которой он посвятил себя - чересчур опрометчиво, по собственному мнению. Вот ещё один осадок синдрома отмены - теперь он видит иначе не только ситуации, людей, жизненные моменты, но и себя. И увиденное ему вовсе не импонирует.
Стайлз знает, что ещё немного, ещё самую малость - и побочные эффекты отпустят его, разомкнут свои жадные, скользкие, утягивающие грудную клетку клешни. Он останется тет-а-тет со своей болезнью, мысли навалятся и сдавят виски, и тогда уже в таблетках появится вполне адекватная, рациональная необходимость. Потребность, которая снимет с него клеймо наркомана. Стайлз не хочет этого.
Только поэтому - очень важно - внутри с хрустом что-то ломается, когда Стайлз открывает глаза одним утром и поднимается с кровати раньше остальных. Он идет на кухню и заставляет себя проделать вещи, от которых уже успел отучиться.
Завтрак - сейчас сложнее вынести, чем два часа в бассейне с онемевшим Альфой на руках.
Он жарит бекон, взбивает яйца, заваривает кофе. Через сорок минут кухня наполняется оборотнями, волки чуть ли не скулят от предвкушения - но никто не говорит ни слова. Никаких "наконец-то ты в порядке, Стайлз" и ничего даже близкого к "добро пожаловать обратно". Стая делает вид, что ничего не произошло.
Л
Любовь для оборотней - нечто среднее между жаждой полноправного обладания и потребностью изливать куда-то чисто животную нежность. Иногда последнее слишком сложно связать с натурой человека. Как в случае с Дереком Хейлом. Стайлз бы многое мог рассказать об оставленных у него на теле синяках, о пренебрежительном отношении и полном отсутствии такта, о вещах, которые для паранормальных отношений не слишком-то нормальны (от этой тавтологии раньше Стайлзу становилось неловко и забавно, но сейчас он чувствует только усталость).
Спустя какое-то время его возвращают к лечению, потому что СДВГ всё ещё здесь, стягивается в его нервной системе, вливается порционно в кровь и заражает сердце. Заражает голову ненужными мыслями, тело - бессмысленными движениями. По словам врача, таблетки почти безвредны, если не превышать дозы. Стайлз не знает, как объяснить ему, что никогда и не думал переступать границы дозволенного, что всё это вышло не по его вине и даже не в силу забывчивости, что просто реальность смутила его своей неправдоподобностью. Не скажешь же доктору, что вот уже второй год Стайлз спит в одной постели с оборотнем на семь лет старше и следит, чтобы его недавно обращенные бестолковые детишки ненароком не переубивались.
Любовь - не то слово, которое может охарактеризовать чувства Стайлза к Дереку и тем людям, которые его окружают.
Для Стайлза оно слишком слабое.
Л
Лето приносит освобождение. Оно врывается сквозь распахнутые окна, дышит в лицо запахом свежескошенной травы, оглушает недовольством застрявших в траффике машин. Стайлз придерживается назначенного режима и всё ещё чувствует на себе внимательные взгляды Дерека во время каждого приема таблеток. В одно из полнолуний оборотни оккупируют центральный парк. Это приблизительно так же безопасно, как хвататься за оголенные провода, стоя в луже - и так же разумно; но Альфа хочет устроить проверку, и в итоге Стайлз остается один.
Он смотрит телевизор, играет в Героев Меча и Магии, моет посуду, перелистывает их скудную коллекцию книг и даже заказывает фигурку Эми Понд с ebay прежде, чем одна важная, действительно важная мысль пробирается в его голову.
Она кажется такой соблазнительной, что Стайлзу тут же становится стыдно. Он может представить растворяющийся вкус с легкой горечью на своем языке, и обида на самого себя бьёт под ребра. Когда начинаешь думать об этом, сопротивляться почти бесполезно. Аддеролл стоит на столешнице, сквозь прозрачные оранжевые стенки Стайлз разглядывает знакомые с раннего детства таблетки. Зазывающий голос в его голове не нашептывает "съешь меня", хотя, в представлении Стилински, именно так наркотики и поступают со своими жертвами.
Проходит двадцать минут, когда Стайлз наконец выныривает из забытья. Он смотрит на баночку в своей руке и на уже вынутую пальцами капсулу.
- Нет, - строго произносит он вслух, и прячет лекарство в один из выдвижных ящиков стола.
Только теперь Стайлз замечает тяжелое дыхание за своей спиной и понимает, что слышал его всё это время.
- Не слишком-то ты прятался.
Дерек обнимает его со спины и несильно прикусывает шею. Он утыкается носом в короткостриженный затылок и сбивчиво дышит - очевидно, тренировка выбила из Альфы последние силы. Не так-то просто справиться с четырьмя стремительно растущими во всех отношениях оборотнями.
Стайлз чувствует прикосновение чужих губ и мягкое, почти нежное:
- Молодец, Стайлз.
Он забывает о таблетках, как только Дерек поворачивает его к себе лицом и жестко целует в губы.
так вот медленно, но уверенно, они исполняются. очень медленно, не очень уверенно
madZoo попросила что-нибудь про Дерека, Стайлза и аддеролл. вышли сопли, АУ, снова сопли, сопли, много соплей короче
не вычитано, неграмотно и всякие такие дела
А-Д-Д-Е-Р-О-Л-ЛА
Амфетамины уже давно стали болезненной частью жизни Стайлза. Можно сказать, он воспитывал в себе психическую зависимость с четырех лет и - опять же - нет ничего удивительного в том, что к восемнадцати она сформировалась, обрела фактуру, цвет, даже имя (но Стайлз никому об этом не расскажет), сломала каждую возможную стену в его голове и воздвигла на их месте новые; прорвала платины и забетонировала мосты. Вот оно как. Ты просыпаешься однажды, маленький мальчик, мамин мужчина мечты, папина гордость - и окружающие уже не могут закрывать глаза на твои внезапные странности. "Его нужно проверить" - говорит соседская бабушка, потому что в её распоряжении около двадцати семи различных справочников по медицине, и она уже давно научилась с полувзгляда улавливать выбоины. У Стайлза есть одна такая. У врача, который осматривает маленького Стилински, были холодные пальцы, приветливая улыбка, лысина ото лба до затылка, будто кто-то слизал все его волосы и ради удовольствия оставил небольшую щетину по бокам; светлые усы и мягкий взгляд. Жалость всегда мягкая - вот только в четыре года навряд ли это осознаешь.
Стайлз привыкает к СДВГ и к ежедневному принятию таблеток. Это так же очевидно, как подниматься с кровати каждое утро - и только к четырнадцати годам он начинает думать о том, что рассеянность внимания - это болезнь, от которой его никто и ничто не сможет вылечить. Таблетки притупляют симптомы, но этого недостаточно. Стайлз привык использовать компьютер, но тут он действительно боится - боится так сильно, что обдумывает свое решение почти четыре месяца. Ему кажется, что он один из тех героев, которые оказываются призраками или сумасшедшими в конце фильма. Один из случайно зараженных в рассаднике зомби - он уже видит укус на своей руке, но слишком напуган, чтобы признать очевидное.
Д
Дозы становятся все больше с их переездом в Нью-Йорк. Иногда Стайлз закидывается таблетками просто от скуки, иногда ему больно, иногда грустно. Они становятся его спасательным кругом и удавкой на шее - удерживают на плаву, но затягиваются вокруг горла, пережимая сонную артерию. Стайлз больше не хочет спать. Он почти не ест. Вскипающая и жадная на пространство энергия растекается по его венам, словно пущенное под кожей электричество. Движения такие быстрые и резкие, что Стайлз вот-вот начнет искриться. Их двухэтажная квартира превращается в вечный двигатель, в центр шторма, из которого невозможно выбраться живым. Стайлз постоянно передвигает мебель, распутывает телефонные провода, прочищает внутренности компьютеров.
- Хватит, Стайлз, - говорит ему Дерек.
- Да, сам знаю, я знаю, - соглашается парень.
Через несколько дней его баночка аддеролла пустеет. Стайлз просыпается раньше всех, натягивает кеды на босые ноги и выбирается на улицу. Утренний Нью-Йорк встречает его моросящим дождем и промозглым ветром, до аптеки около пятнадцати минут пешком, но ему хватает восьми.
Когда Стайлз возвращается, щенки по-прежнему мирно спят по своим комнатам. В родительской спальне - именно так называют те четыре стены, которые скрывают их с Дереком кровать - чуть светло от опускающегося на асфальт за окном сочно-розового рассвета. Стайлз как можно тише выбирается из джинсов, его футболка влажная от дождя, и на спине у шеи - от пота, поэтому он пробирается в ванную и стоит под душем добрых минут пятнадцать. Всё это время безвкусные таблетки растворяются на его языке, белая масса раскатывается на рецепторах, словно затвердевшая побелка, и парень набирает полный рот воды.
- Ты не спишь, - сообщает Стайлз, забираясь под одеяло.
Его шею обнюхивают, с неё слизывают капли воды, стекающие с короткого ежика волос. Хриплый ото сна голос Дерека звучит хмуро - хмуро даже для него:
- Завязывай с этим.
- Знаю, - шепчет Стилински в ответ, - я знаю.
Д
Депрессия наступает сразу после того, как Дерек отбирает таблетки. Ему требуется ещё немного времени, чтобы наконец понять, что Стайлз не остановится - просто не сможет. Его забота о других выливается в полное отсутствие контроля над собой. Стайлз не умеет помогать себе, и Дерек осознает это слишком поздно. Дома, в Бейкон Хиллс, шериф всегда проверял содержимое прозрачных баночек. Он никогда не пересчитывал, просто всегда сам ходил в аптеку с рецептом сына на руках.
Дело ведь не в том, что Стайлз - потенциальный наркоман. Он не один из тех ребят, которые верят в иллюзию реальности и волшебную мощь белого порошка, не из тех, кто обрюхатит девчонку из соседнего дома, сделает ей предложение и умрет от передоза раньше назначенного срока. Стилински хороший мальчик - ну, вы помните - некогда мамин мужчина мечты и папина гордость. Просто в его голове высушенная пустошь, иссохшаяся поверхность пустыни с глубокими черными трещинами, будто кто-то расковырял их перочинным ножом. Она заперта в гигантском стеклянном шаре, и, стоит встряхнуть его в зажатой ладони, как из неоткуда появляются тяжелые барханы с песком. Каждая песчинка - отдельная мысль, если её встряхнуть, она задевает своих соседок.
Без аддеролла Стайлз не превращается во взбешенного и психически неуравновешенного маньяка, он не воет от ломки в одном из углов их просторной квартиры, не рыдает в ванной и не хватает Дерека за запястья, пытаясь умолить возобновить лечение.
Он молчит, много спит и по-прежнему хреново ест. Он под круглосуточным наблюдением, хотя в этом нет необходимости - Стайлз захлебывается от апатии и отвращения к себе.
Однажды Дерек возвращается домой глубокой ночью. В гостиной не горит свет, но Альфа ощущает чужое присутствие. Он замечает слабый огонек сигареты, ждет, пока глаза привыкнут к темноте. Стайлз лежит на полу, на махровом ковре, который был куплен по причине недостатка сидячих мест - глаза парня, пустые, холодные и печальные изучают потолок, смотрят будто бы сквозь него, сквозь ещё три верхних этажа и широкие балки зимнего садика на крыше. Голова Эрики у Стайлза на плече, и девушка почти неуловимо дышит ему в шею. Айзек дремлет по левую сторону от Стилински, используя его свободную руку в качестве подушки.
Дерек поджимает губы. Стайлз приучил их к тому, что рядом с ними теперь всегда будет кто-то, кому не безразлично. Кто не забудет приготовить ужин, кто предусмотрительно проверит сроки проездных билетов, кому не лень прошестерить гугл, чтобы помочь с курсовой работой. Дерек ломает им руки, тем самым проявляя свою заботу. Стайлз говорит "смотрите на светофоры, придурки, это вам не Бейкон Хиллс", знает, кто пьёт чай с сахаром, а кто - кофе со сливками, и помнит про каждый день рождения.
Стае больно.
Е
"Если ваш малыш невнимателен и гиперактивен" - отвратное название для книги про страдающих от СДВГ детей, но Дерек все равно её покупает. В разделе воспитательной литературы он чувствует себя, словно заблудившийся посреди кукурузного поля американский бизнесмен. Это сравнение звучит в голове голосом Стайлза, и Альфу мутит от того факта, что совсем скоро они действительно станут ближе, чем пожилые разнополые супруги - в конце концов, они уже воспитывают общих детей.
Мелким убористым шрифтом автор вещает о всех премудростях, с которыми может столкнуться родитель в ситуации Дерека. Из-за пробок на нью-йоркских дорогах машина пустует на парковочной стоянке; домой Альфа едет на метро.
- Поразительно, как ты можешь сохранять свою суровость среди бомжей, бабушек и беременных женщин, - поделился Стайлз, когда они впервые добрались до заплеванных, изуродованных граффити подземных вагонов.
Семь остановок уходит на то, чтобы оценить содержание книги - и оно совершенно никуда не годится. Дерек вырывает одну из страниц, складывает её вчетверо и кладет во внутренний карман куртки. Когда он уходит, книга остается лежать на сидении, раскрытая на середине.
Р
Реабилитация в случае Стайлза имеет определенную градацию, но он упрямо откладывает мысли об этом на потом. Есть вещи, которые просто нельзя себе позволять - ни когда на тебя полагаются люди, - и этого достаточно, чтобы разум взвыл в его голове агрессивным колокольчиком. Вопль, больше напоминающий стон, в фантазиях Стайлза каждый раз переходит на рычание - и у этого рычания есть хозяин, у этого голоса есть опознавательные черты.
Прекращай это, - говорит себе Стайлз, - возьми себя в руки - шепчет он перед зеркалом.
Говорят, если каждое утро повторять себе определенный набор мотивирующих предложений, рано или поздно они вживаются не только в подкорку головного мозга, но и в ауру, в атмосферу, во вселенную. Делают тебя тем, кем ты хочешь быть глубоко в душе - там, где маленький мальчик с ореховыми глазами до сих пор сжимает мамину руку, только её безымянный и указательный пальцы, потому что на большее пока не хватает крохотной ладони.
Стайлз повторяет, - соберись, тряпка.
Может показаться, что он ничего не делает - но даже для этого ему необходимы силы.
В их двухэтажной квартире ("дом в доме" - сказал Скотт, когда впервые увидел это место, и Стайлз улыбнулся, потому что сам уже давно думал об этой характиристике) есть балкон. Очень важно иметь балкон в Нью-Йорке, потому что только на высоте и под открытым небом ты не чувствуешь себя запертым в бетонных лесах из небоскребов и спальных районов. Только здесь Стайлз всё ещё прочищает мозги и прочищает горло, и в какой-то момент ему хочется закричать - но он только открывает рот и смотрит перед собой. Ветер щекочет язык, и Стилински делает вдох, наполняя легкие отравленным кислородом мегаполиса.
Это как аддеролл. Только не так сильно.
О
Отмена - самое сложное, с чем Стайлзу приходилось сталкиваться за последние восемнадцать лет. Это как наблюдать за своей жизнью со стороны, остро чувствуя все упущенные возможности и прошмыгнувшие мимо, словно растолстевшие крысы, нереализованные надежды, которые навсегда останутся в прошлом. Сейчас у него есть стая, которой он посвятил себя - чересчур опрометчиво, по собственному мнению. Вот ещё один осадок синдрома отмены - теперь он видит иначе не только ситуации, людей, жизненные моменты, но и себя. И увиденное ему вовсе не импонирует.
Стайлз знает, что ещё немного, ещё самую малость - и побочные эффекты отпустят его, разомкнут свои жадные, скользкие, утягивающие грудную клетку клешни. Он останется тет-а-тет со своей болезнью, мысли навалятся и сдавят виски, и тогда уже в таблетках появится вполне адекватная, рациональная необходимость. Потребность, которая снимет с него клеймо наркомана. Стайлз не хочет этого.
Только поэтому - очень важно - внутри с хрустом что-то ломается, когда Стайлз открывает глаза одним утром и поднимается с кровати раньше остальных. Он идет на кухню и заставляет себя проделать вещи, от которых уже успел отучиться.
Завтрак - сейчас сложнее вынести, чем два часа в бассейне с онемевшим Альфой на руках.
Он жарит бекон, взбивает яйца, заваривает кофе. Через сорок минут кухня наполняется оборотнями, волки чуть ли не скулят от предвкушения - но никто не говорит ни слова. Никаких "наконец-то ты в порядке, Стайлз" и ничего даже близкого к "добро пожаловать обратно". Стая делает вид, что ничего не произошло.
Л
Любовь для оборотней - нечто среднее между жаждой полноправного обладания и потребностью изливать куда-то чисто животную нежность. Иногда последнее слишком сложно связать с натурой человека. Как в случае с Дереком Хейлом. Стайлз бы многое мог рассказать об оставленных у него на теле синяках, о пренебрежительном отношении и полном отсутствии такта, о вещах, которые для паранормальных отношений не слишком-то нормальны (от этой тавтологии раньше Стайлзу становилось неловко и забавно, но сейчас он чувствует только усталость).
Спустя какое-то время его возвращают к лечению, потому что СДВГ всё ещё здесь, стягивается в его нервной системе, вливается порционно в кровь и заражает сердце. Заражает голову ненужными мыслями, тело - бессмысленными движениями. По словам врача, таблетки почти безвредны, если не превышать дозы. Стайлз не знает, как объяснить ему, что никогда и не думал переступать границы дозволенного, что всё это вышло не по его вине и даже не в силу забывчивости, что просто реальность смутила его своей неправдоподобностью. Не скажешь же доктору, что вот уже второй год Стайлз спит в одной постели с оборотнем на семь лет старше и следит, чтобы его недавно обращенные бестолковые детишки ненароком не переубивались.
Любовь - не то слово, которое может охарактеризовать чувства Стайлза к Дереку и тем людям, которые его окружают.
Для Стайлза оно слишком слабое.
Л
Лето приносит освобождение. Оно врывается сквозь распахнутые окна, дышит в лицо запахом свежескошенной травы, оглушает недовольством застрявших в траффике машин. Стайлз придерживается назначенного режима и всё ещё чувствует на себе внимательные взгляды Дерека во время каждого приема таблеток. В одно из полнолуний оборотни оккупируют центральный парк. Это приблизительно так же безопасно, как хвататься за оголенные провода, стоя в луже - и так же разумно; но Альфа хочет устроить проверку, и в итоге Стайлз остается один.
Он смотрит телевизор, играет в Героев Меча и Магии, моет посуду, перелистывает их скудную коллекцию книг и даже заказывает фигурку Эми Понд с ebay прежде, чем одна важная, действительно важная мысль пробирается в его голову.
Она кажется такой соблазнительной, что Стайлзу тут же становится стыдно. Он может представить растворяющийся вкус с легкой горечью на своем языке, и обида на самого себя бьёт под ребра. Когда начинаешь думать об этом, сопротивляться почти бесполезно. Аддеролл стоит на столешнице, сквозь прозрачные оранжевые стенки Стайлз разглядывает знакомые с раннего детства таблетки. Зазывающий голос в его голове не нашептывает "съешь меня", хотя, в представлении Стилински, именно так наркотики и поступают со своими жертвами.
Проходит двадцать минут, когда Стайлз наконец выныривает из забытья. Он смотрит на баночку в своей руке и на уже вынутую пальцами капсулу.
- Нет, - строго произносит он вслух, и прячет лекарство в один из выдвижных ящиков стола.
Только теперь Стайлз замечает тяжелое дыхание за своей спиной и понимает, что слышал его всё это время.
- Не слишком-то ты прятался.
Дерек обнимает его со спины и несильно прикусывает шею. Он утыкается носом в короткостриженный затылок и сбивчиво дышит - очевидно, тренировка выбила из Альфы последние силы. Не так-то просто справиться с четырьмя стремительно растущими во всех отношениях оборотнями.
Стайлз чувствует прикосновение чужих губ и мягкое, почти нежное:
- Молодец, Стайлз.
Он забывает о таблетках, как только Дерек поворачивает его к себе лицом и жестко целует в губы.
КАКИЕ НАХРЕН СОПЛИ!? ЧИСТЕЙШИЙ НИЧЕМ НЕЗАМУТНЕННЫЙ АНГСТ!!!! ААААААААА!!!!
ЭТО НАСТОЛЬКО НЕВЪЕБИЧЕСКИ ПРЕКРАСНО!!!! У МЕНЯ НЕТ СЛОВ!!!!!!!
А КАК ПО БУКАВКАМ ВСЕ РАЗЛОЖЕНО!!!!! НИЧЕГО ЧУДЕСНЕЕ Я И НЕ ВИДЕЛ!!!!
СПАААААСИИИИБОООО!!!!
пойду валидольчика вкачу, а то сердечко не выдержит =3
О-Х-У-Е-Т-Ь.
дыхание перехватило, пока читала, сильный ангст щитаю
спасибо
Kat_84, шпашыба!
^____^ ты молодец, котейка
у меня даже адекватного слова нет.
это такой сильный агнстище, так сильно прописан, что я пойду подышу
это просто очень-очень-очень классно
не каждый день такой качественный агнстище читаешь, спасибо
Джо, ого, спасибо!
Джо, да просто весьма неожиданно
ладно, будем ждать исчо -_-
Спасибо!