загнанных лошадей пристреливают
и тааак.
Несколько лет тому назад в этот прЭкраааасный день родилась нами всеми оочень любимая [heart shaped box]
Мы её все конечно поздравляем и дарим ей цветочки 
Можно было бы пожелать, чтобы всё у тебя было замечательно, но я и без того уверен, что будет!
Так уж повелось, что не в состоянии подарить что-нибудь нормальное, я обычно обещаю фанфики х) Сегодня один из тех редких дней, когда я всё успел в срок, а потому
тадададам!
Название: Спасибо за этот дружелюбный мир*
Автор: Бумажный кораблик (он же любимый бро =Ъ)
Бета: дядька Джекилл
Фэндом: Harry and Potter
Персонажи: СБ, ДП, РЛ + НМП.
Рейтинг: детский.
Жанр: флафф, ангст, всё такое милое.
Тихо крадётся этой ночью по мягким плюшевым облакам мальчишка с сумкой ярких, горячих на ощупь звёзд. Его детские пальцы перебирают маленькие звёздочки, как будто играя с ними в «картошку», отпуская каждый раз, когда становится слишком горячо. Звёзды на небосклоне должны быть исключительно холодные, как и их покровительница, бесчувственная, глупая, жестокая, немая и беспощадная. Луна этой ночью одним своим присутствием вызывает там внизу, на покрытой летней травой земле стон, плавно переходящий в чуть слышный на такой высоте, разрывающий горло вой бродячего волка.
Мальчишка прыгает с облака на облако, периодически поправляя широкие белые штанишки, они не держатся даже благодаря подтяжкам, которые, впрочем, тоже приходится поправлять. Лохматые волосы в свете луны приобретают болезненный оттенок с рыжим, даже золотистым отливом. Волосы слегка вьются, отчего мальчик совсем как волшебный – голубые глаза с мягким, всё ещё детским взглядом, шаловливо вглядываются в тёмную пропасть под облаками. Неосторожный шаг, и малыш, пошатнулся, пытаясь удержать равновесие. Беззаботно из сумки выпало несколько все ещё горячих звёзд и стремительным дождём посыпалось на землю. Дед явно не обрадуется – сегодня ночью столько желаний придётся выслушать.
- Смотри, Бро, звездопад! Странно, я был уверен, что они случаются в августе, - Джеймс устремил в небо указательный палец, пытаясь отследить направление одной из быстро исчезающих с поля зрения звёзд, однако его взгляд тут же потерялся среди множества её сестёр, когда она прощально сверкнула и погасла, не оставляя надежд на собственное возвращение.
- Загадывай желание.
Следующие несколько секунд лежавшие на мокрой от расы траве гриффиндорцы молча наблюдали за изменениями в тёмном, мутном из-за внезапно набежавших облаков звёздном небе, загадывая про себя желания. Точнее сказать, всего одно – сентиментальное и немного глупое, отчего ни один не осмелился озвучить его вслух.
- Ты веришь в это, да?
- Не знаю. Но было бы неплохо, если бы там, на небе, кто-нибудь исполнял желания. А ты?
- Может быть.
Раздавшийся совсем рядом слабый скулёж заставил ребят насторожиться. Сириус приподнялся, опираясь на локти в почти насквозь промокшей клетчатой рубашке, которую, несмотря на её поношенность и неопрятность, очень любил – она принадлежала Джеймсу.
«Ты слишком аристократичен, тебе нужно одеваться как простые смертные, иначе даже МакГонагалл скоро начнёт снимать перед тобой шляпу» - как-то заметил Сохатый. Впрочем, Блэк, как и в большинстве случаев, разделял его мнение, а потому даже не стал спорить, хотя в повседневной жизни это было его излюбленным занятием. Казалось, останься Сириус когда-нибудь наедине с собой, один в большой, абсолютно пустой комнате, обклеенной зеркалами, на несколько дней, первую половину отведённого времени Бродяга любовался бы собой в каждом из зеркал по несколько минут, как в «Алисе» устраивая периодическую смену «чашек», а вторую половину спорил бы сам с собой, показывая отражению нецензурные и явно не жалованные матушкой Блэк жесты. Причём, Сириус наверняка умудрился бы выиграть в споре сам у себя, и сам у себя же и проиграть, после чего наверняка затеял бы драку… Проще говоря, одиночество данному субъекту никогда не угрожало.
- Ты слышал? Это что, волк?
- Какой волк, Бро, это же тебе не лесопарк на краю Лондона, где самые страшные животные – гусеницы. Наверняка, тут что-то пострашнее.
- В любом случае, ему сейчас явно не позавидуешь. Слышишь, как скулит? Наверняка от кентавров получил… Безмозглые существа.
На счёт кентавров у данной пары было своё мнение, которое сильно расходилось с общественным. Однажды ночью, когда на Хогвардс белыми хлопьями спускался первый снег, а земля только-только покрылась первым слоем льда, грозящим отбить задницу каждому желающему прогуляться в столь морозную погоду, Джеймс Поттер и Сириус Блэк отправились ловить наяд. Вопреки мифологии, существа это быль не такие уж интересные и загадочные, но юные натуралисты Блэк и Поттер тогда этого ещё не знали. Наяды существовали в небольших озёрах, а по рассказам одного из профессоров, целый рассадник можно было обнаружить в Запретном Лесу, не уходя далеко от самой школы. Вооружившись мантией и волшебными палочками, ученики нарядились потеплее, чем стали напоминать первооткрывателей Аляски, и отправились искать наяд. Будучи местом весьма капризным, Запретный Лес внешне никогда не замерзал, деревья только у самых верхушек покрывались снегом, земля хрустела первыми намёками на лёд, но трава по-прежнему была зелёной в тех редких местах, где прорастала сквозь широкие корни. Наяд в тот вечер обнаружить так и не удалось, потому что, забредя почти что в самую глубь леса, счастливые в своём умении искать приключения, Джеймс и Сириус тут же наткнулись на целую компанию молодых кентавров. Относительно молодых, потому как данный возраст у мага Сириус обычно определял как «переход из старческого маразма в неспособность добраться до туалета». У кентавров, привыкших жить чересчур долго (по мнению всё того же Сириуса) этот возраст считался подростковым.
Убегать приходилось очень усердно, забрасывая неприветливых существ всеми заклинаниями, которые только удавалось вспомнить в такой ситуации. Джеймс даже пару раз панически проорал «Люмос», видимо, в наивном предположении, что свет отпугивает в этом лесу если не всех, то подавляющее большинство. Спотыкаясь об корни и периодически прочерчивая носами траекторию собственного приземления, гриффиндорцы всё-таки выбрались из леса, правда до Хогвардса дойти им так и не удалось – сморённые таким темпом и такой дистанцией, они тут же рухнули в намечающиеся сугробы и пролежали так около двух часов, явно довольные собственной предусмотрительностью одеться в очень, очень, очень тёплую одежду.
- Пойдём, посмотрим?
- Ты на них не насмотрелся что ль ещё?
- Да не на кентавров, дурья башка**, на животное.
Поднявшись с травы, оба отряхнули с одежды налипшую траву и почти синхронно поёжились. Всё-таки, во время совместного лежания на земле и разглядывания неба, обычно почти не привлекающее взоров, а сегодня явно поразившее изобилием заманчивых видов, даже мокрая одежда казалась тёплой. Впрочем, рядом с Джеймсом тёплым даже снег казался. Определённое время.
Сейчас же, натягивая на себя мантии и сдерживая стук верхней челюсти о нижнюю, ребята с большей радостью вернулись бы обратно в школу. Но так было неинтересно, и именно поэтому, оба почти что строевым шагом направились в сторону Запретного Леса.
- Оборотень! Не смей больше появляться в тех местах, иначе я убью тебя. Любой представитель моего народа воткнёт тебе в спину копьё, если ты приблизишься ещё хоть на шаг, а твои внутренности мы… - невозмутимым холодным тоном ораторствовало существо с лошадиными копытами, сверху вниз взирая на скорчившегося на траве наполовину волка, кости которого с ужасающим хрустом ломались внутри, явно доставляя существу нестерпимую боль. Именно она и вызвала громкий немощный скулёж, сдавленно вырывающийся будто бы человеческим кашлем. На кентавра лежащий не обращал внимания в силу физической неспособности к этому, впрочем, первого это не особо заботило.
- И чтобы к следующему полнолунию ты не забыл моё обещание, я отрежу тебе ногу!
- Вот пафосное созданье, - проворчал Джеймс, пробираясь сквозь густой кустарник волчьей ягоды задом, предварительно пропихивая вперёд спину и все прилегающие к ней места, а уж потом показываясь из-за куста во всей своей впечатляющей зрение красоте. Следом, как заядлый любитель джунглей, лицом вперёд пробирался Сириус, стирая с лица рукавом мантии остатки ягод, встретивших блэковскую физиономию торжественным впечатыванием в оную самих себя. Разглагольствования кентавра были слышны, казалось, даже в Хогвардсе.
- Эй, коник, давай проваливай отсюда, пока мы тебе подковы к ушам не приклеили, - чувствуя себя чуть ли не спасителем всей вселенной, торжественно выдал Сириус, натягивая на лицо эффектную, видную даже в тёмном лесу ухмылку.
- Ваш друг переступил границы дозволенного.
- Ты тоже. Кентаврам нельзя на эту часть Запретного Леса.
Несколько секунд кентавр своим умудрённым жизнью взглядом смотрел на нахально-безразличного Сириуса. Сириус же смотрел на кентавра, будто негласно объявляя ему дуэль в гляделки не на жизнь, а на смерть.
- Хорошо. Сегодня я уйду, но в следующий раз не надейтесь, что мы его пожалеем.
Пока кентавр, как старый «Жигули», поворачивался передом к лесу, чтобы направиться в свою скромную обитель, наверняка имеющую вид выточенной древностью пещерки, Сириус и Джеймс уже переключили своё внимание на существо, скорченное болью деформации собственных костей.
- Похож на человека.
- И на волка.
- Оборотень?
Тем временем, деформация достигла завершающей точки, и человек, лежащий на земле, стараясь утихомирить хриплое дыхание, поднял голову. Разглядеть его с того места, где на возвышении возле кустарников стояла пара гриффиндорцев, было невозможно. А вот самих Блэка с Поттером в просачивающемся сквозь редкие ветви елей свете луны было прекрасно видно. И присутствие именно этой компании явно сильно смутило лежащего на земле человека – он встал, что удалось ему не с первого раза, неловко развернулся и бегом (по крайней мере, бег предусматривался в этой жалкой попытке передвигания ног) направился в противоположную сторону.
Увлечённые своим шокированным состоянием, Сириус и Джеймс даже не сразу сообразили, что сейчас упустят возможность узнать кое-что интересное и наверняка безумно секретное.
- Эй, постой, мы не сделаем тебе ничего плохого, мы с миром пришли… - убегающий человек был абсолютно голым, а разглядеть в темноте его рост казалось миссией в принципе невыполнимой, поэтому, даже приблизительно не догадываясь, кто перед ними, Сириус решил вести себя подружелюбнее.
Оба парня тут же подорвались с места, решив во что бы то ни стало догнать убегающего. Впрочем, особых усилий им не потребовалось, потому как обессиленный и явно замерзающий оборотень весьма неловко запнулся об один из масштабных корней близстоящих деревьев, после чего упал на землю и скатился вниз, наверняка набив себе кучу шишек и синяков.
Гриффиндорцы, в которых любопытство вперемешку с истинно красно-жёлтым благородным желанием помочь взяло верх, тут же поднажали и уже через несколько секунд обоюдно выдали в пространство всего одно слово, прозвучавшее одновременно и удивлённо, и шокировано:
- Люпин?!
Гарри был не единственным, кто использовал туалет Плаксы Миртл для дегустации необходимых зелий. Его отец и крестный тоже успели там побывать однажды, причём воспоминания об этом дне надолго врезались в память, в ту её часть, которая остаётся с человеком навсегда, не позволяя выбросить из головы какой-нибудь особенно приятный/неприятный момент жизни.
Несколько дней назад Сириус в буквальном смысле «остался без шкуры». Во время полнолуния он не смог принять обличье собаки, а потому в самый неподходящий момент ему пришлось убегать от оборотня, прикрывая собственную спину оленем и крысой, которые тщетно пытались защитить друга, отвлекая облезлое животное с россыпью шрамов на спине.
- Так… Ещё полчаса, и можно будет пробовать, - решительно оповестил Джеймс, облокачиваясь на раковину. Затея с зельем ему не особо нравилась, тем более, что рецепт этого зелья они нашли в какой-то Мерлином забытой книге, спрятанной в Запретной секции чуть ли не в самом пыльном углу самой пыльной полки.
По скромному мнению Сохатого, им нужно было обратиться за советом к Люпину. Но Сириус твёрдо настоял на том, что Ремусу ни о чём говорить нельзя, потому что он только лишний раз расстроится и опять затянет свою излюбленную песню о том, как некрасиво рисковать друзьями и как ему больше не нужна их помощь, и прочее, прочее, прочее. Бродяга же, всегда уверенный, что любое море ему по колено, и сейчас решил все делать самостоятельно. Самостоятельно с помощью Джеймса.
- Отлично, - сам Сириус тоже особых надежд по поводу зелья не питал, однако старательно излучал спокойствие, пытаясь тем самым и себя и друга заверить в том, что они все делают правильно.
- Тут написано, - листая страницы лежащей рядом книги, задумчиво произнёс Джеймс, - что зелье имеет неприятные последствия.
- Да брось, головная боль – максимум, что мне угрожает…
И снова напряжённое молчание повисло в воздухе. Они оба догадывались, в чём заключается неспособность Сириуса принять собачий облик. И если Бродягу это раздражало, то Джеймс чувствовал себя виноватым. А потому оба втайне надеялись, что зелье всё-таки поможет.
- Слушай, Сохатый, я хотел поговорить на счёт…
- Отлично, именно такой цвет нам и нужен! – резко прервал Сириуса Джеймс, подходя к котлу, в котором варилось зелье мутно-оранжевого цвета.
Несомненно, если когда-нибудь ему бы пришлось выбирать между Эванс и Бродягой, он выбрал бы Бро. Но в данной ситуации ему не нужно было выбирать, потому что Эванс – девочка, однокурсница, в которую он влюблён уже вроде как несколько лет. А Сириус – это друг, брат, и, конечно же, нечто большее, но не настолько, чтобы коротать время ночами друг у друга под пологом. И Джеймс не виноват, что Блэку так сложно понять это!
Наткнувшись на серьёзный взгляд друга, Поттер печально подумал, что от разговора уйти не удастся. Знает он, чем заканчиваются такие разговоры.
- Ты будешь пить зелье или нет? – он специально спросил это с такой провокацией в голосе. Конечно, Сириус теперь не откажется.
- Буду! – что и требовалось доказать.
В конце концов, о чём Бродяга только думает! Наверняка сказываются гены его чокнутой мамочки. Переженили между собой всех родственников, а теперь ещё чему-то удивляются…
Сириус поднялся с пола, на котором до этого сидел, вытянув вперёд ноги и листая какую-то книгу о квиддиче, подошёл к котлу и с задумчивым видом осмотрел зелье. Того, что они тут наварили, хватило бы напоить половину Хогвардса.
На вкус зелье оказалось ещё поганее, чем на вид. Сириус даже не знал, с чем его можно было ассоциировать – за всю свою жизнь такой дряни он ещё ни разу не пробовал. Первым желанием было зайти в ближайшую кабинку и избавиться от содержимого желудка, но желание вернуть способность к анимагии пересилило, и Бродяга с трудом проглотил всё, что до этого было зачерпнуто в стакан.
- Ну как? Чувствуешь что-нибудь? – Джеймс всё это время внимательно наблюдал за другом, как будто ожидая каких-нибудь изменений в его внешности.
- Только отвратительный вкус… - скривился Сириус. - Хочешь попробовать?
- Нет, спасибо, как-нибудь обойдусь. Прими анимагическую форму.
- Хм… - ужасно хотелось запить зелье водой из-под крана, которая наверняка была не полезнее того, что он только что выпил, но по крайней мере вкус имела поприятнее. Однако те несколько уроков Зельеварения, которые Блэк всё-таки соизволил посетить, помогали всплыть в памяти строгому правилу: после принятия зелья не пить и не есть ближайшие полчаса как минимум. Значит, с этим «восхитительным» привкусом во рту ему ходить ещё около тридцати минут. Прекрасно.
- Как-то холодно стало… Ты открывал окна? – Джеймс отрицательно покачал головой, мимолётным взглядом пробегая по большим окнам туалета Плаксы Миртл. Удостоверившись, что они все закрыты, Сохатый снова уставился на Сириуса, который в данный момент пытался как можно плотнее укутаться в мантию.
- Бро, с тобой всё в порядке?
- А что?
- Ты бледный, как Безголовый Ник. Разве что не прозрачный…
- Да это… - Сириус прикрыл глаза ладонью, опираясь второй рукой на раковину. Во всём теле чувствовалась какая-то внезапная слабость, а в голове совсем тихо слышался шёпот. Бродяга не мог различить слова, не мог понять, откуда этот голос взялся и почему так назойливо сейчас въедается в мозг, звучит будто у самого уха.
Резко обернувшись, юноша открыл глаза и осмотрелся. Ему казалось, что говорящий наверняка находится где-то по близости.
- Ты слышишь? Джеймс, ты слышишь этот голос?
- Какой голос? – теперь уже не оставалось сомнений в том, что лучше всего было просто не трогать книги в Запретной секции.
Впрочем, голова Сириуса сейчас была явно забита чем-то другим. Например, чуть ли не целым отдельным разумом, внезапно возникшим в его голове – он слышал мысли, скрежет, будто ему усердно пытаются расковырять череп и… вой. Не волчий, нет, а собачий. Сначала вой лишь немного превышал слышимость голоса, но постепенно громкость, как у старых колонок, начала возрастать, и в какой-то момент Блэк просто зажал уши ладонями и сам взвыл почти по-звериному. Упав на колени, он до боли сжал голову и закрыл глаза, пытаясь изолировать себя от окружающего мира по принципу «я не вижу – меня не видят». Скрутило живот, и кричать захотелось ещё громче, звуки в голове сменяли друг друга и кончилось всё странным шумом, а потом чем-то, напоминающим ультразвук. Спину обдало невыносимым холодом - будто резкий поток ветра, внезапно запущенный в комнату. Сириус окончательно распластался на полу, стараясь не концентрироваться на боли, которая подступала со всех сторон, даже изнутри, она, кажется, пропускала ток по всем нервным окончаниям.
- Сириус?... – голос утонул в области сонной артерии, только изнутри, оставляя после себя пару несмелых выдохов. Джеймс сам не заметил, как подогнулись ноги, и колени приземлились на кафельный пол.
Он придвинулся ближе к Сириусу и притянул его к себе, обнимая, как беззащитного ребёнка обычно прижимает к себе мать, когда того бьёт в лихорадке. Сейчас Блэк был именно таким, вопреки собственному привычному образу гордого и невозмутимого человека, его ломало изнутри даже хуже, чем это случается при полнолунии с оборотнями. Глаза, словно у бешеного, бегали из стороны в сторону, и дрожали губы.
А Джеймс смотрел со страхом, с незнакомым до этого момента испугом и не мог придумать, что делать дальше. Сейчас он понимал, что выполнил бы любое желание, любую просьбу Бродяги, что угодно, только бы это прекратилось. Самым ужасным было то, что Джеймс даже не представлял, когда и чем это кончится, и кончится ли вообще.
Продолжая удерживать Сириуса одной рукой, второй он привстал и дотянулся до книги, спихнул её на пол и принялся перелистывать страницы, надеясь найти хоть что-нибудь, что могло бы помочь.
- Сейчас, Бро, сейчас…
А наверху, повиснув возле самого потолка, прямо на воздухе сидел мальчик. Его светлые волосы, отливающие удивительным медовым оттенком, были растрёпаны больше обычного. Мальчик дрожал, ладонями он прикрывал губы, будто беспокоясь о том, что оттуда ненароком выскочит лишнее и абсолютно ненужное слово. По румяным щекам вниз стекали слёзы – совсем детские слёзы обиды, злости на самого себя, жалости. Он ведь не хотел ничего плохого! Джеймс просто должен был осознать, как сильно нужен Сириусу, вот и всё! А не искать это дурацкое зелье, которое только испортило всё!
Как же он сейчас был зол на себя. Вжавшись спиной в холодную стену, мальчик совсем тихо шептал какие-то слова. Ему было известно, что эти слова сейчас заглушат в сознании Бродяги все остальные звуки, но они не смогут избавить от боли и лихорадочного холода.
Совсем внезапно рядом возникла Миртл и тихо взвизгнула, удивлённо глядя на мальчика, висящего возле самого потолка. Она явно хотела спросить его о чём-то, но тот лишь слабо улыбнулся сквозь слёзы и прижал палец к губам «Тшш». Миртл понимающе закивала, всё ещё удивлённо глядя на незнакомца, а тот уже поспешно растворялся в воздухе…
Здесь никогда не было часов, впрочем, и ничего другого никогда не было. Здесь не двигались минуты и секунды, застряло между стен скромное безумие, не решаясь стучаться в соседние камеры. Казалось, что вечность представляет собой всего лишь четыре каменные стены Азкабана и ничего больше. Всего четыре стены и маленькое, уютно устроившееся в уголке одной из них окошко, через которое один раз в Вечность можно было получить еду. Вечность сокращалась точно так же, как мышцы в почти уже онемевшем до самых костей теле, а потом разрасталась вокруг немыслимым потоком снов и видений, которые невозможно было отличить друг от друга. Сириус видел всё это будто бы наяву. Он видел брата, за его любимым занятием, можно сказать, целым промежутком жизни - полёты на метле. Он видел Джеймса, молодого и, что примечательно, живого, но каждый кошмар заканчивался одинаково – полуразрушенный дом и человек, некогда бывший самым дорогим из всего возможного на этой планете, безжизненно лежащий на полу в спальне или гостиной - Бродяга понятия не имел, где именно это произошло.
Однажды он даже подумал, что было бы лучше, если бы убили мальчика. Но потом сам проклял себя за такие мысли, потому что ничего не было бы лучше. Больше Сириус никогда не задумывался об этом и даже предположение о том, чтобы вспомнить однажды допущенную мысль казалось кощунственным и беспощадным.
В его жилах, в его венах, под языком – во всём теле, поселилась Вечность. Эта была такая нахальная сумасшедшая, которая очень напоминала нелюбимую кузину Беллатрису – она могла закричать внутри блэковской головы, и голос её переливался, как обычно переливается на солнце разлитый бензин во время душного летнего дня. Сириус искренне надеялся, что у него воспаление лёгких, туберкулез или одна из других магловских болезней, которые обязательно убивают человека на пике своего «правления». Ему невыносима была даже мысль о том, что он уже Мерлин знает сколько дней, а может, и лет просидел в этой камере, в этом абсолютно замкнутом пространстве без даже намёка на просвет. Иногда ему нравилось ломать голову над тем, каким образом освещаются камеры, если нет ни одного окна, ни ламп, ни свечей, ничего, проще говоря. Впрочем, долго об этом думать Блэк сам себе запрещал, потому что это угрожало ему съездом с катушек. Почему-то смерть казалась своеобразным освобождением, а вот сойти с ума совсем не хотелось. Представив себя с затравленным взглядом и спускающейся вниз дорожкой слюней, а ещё докторов из Мунго, которые приедут поставить ему и так очевидный диагноз, Бродяга поклялся даже после самых жестоких испытаний мира (хотя ничего более жестокого, чем Азкабан, на ум не приходило) не лишаться рассудка.
От Вечности до Вечности можно было не делать ровным счётом ничего. Но никак нельзя было заставить себя не думать – мысли всё приходили и приходили, а Сириус покорно дожидался того момента, когда они, наконец, кончатся. Вечность исчислялась просто – от завтрака и до завтрака. И хотя обед, ужин, завтрак нельзя было отличить друг от друга, Сириус просто отсчитывал. Один, два, три – в жизни стало на целую Вечность меньше.
Самое странное, что он справлялся с этим получше, чем закалённые в боях Упивающиеся.
Первые несколько недель не хотелось жить, жить без Джеймса, и это, пожалуй, стало единственным импульсом, заставившим не подохнуть в этой действующей слово формалин камере.
Что-то небольшое и юркое пробежало мимо, и Сириус резко повернул голову, как это делает представитель кошачьих при виде своей будущей жертвы. Удивительная подозрительность для человека, несколько лет просидевшего в камере в полном одиночестве.
Крыс в Азкабане не было. Естественно, это же магическая тюрьма, вся забаррикадированная от основания и до самой крыши, уходящей от земли далеко в небо. Странное желание приблизить грешников к «вечному» и «чистому».
Существо стремительно пробежало от одной стены до другой, будто принюхиваясь к чему-то, а Сириус поднялся на ноги. Крыс и мышей он не любил с детства – не боялся, а именно не любил, потому сейчас и собирался во чтобы то ни стало избавиться от животного хоть голыми руками. Однако животное, по всей видимости, решило иначе.
Осторожно сделав несколько шагов вперёд, оно остановилось, видимо, чтобы получше рассмотреть Бродягу. Тот тоже не остался в долгу, о чём вскоре и пожалел.
- Белка!! – чуть ли не в панике прохрипел Сириус, отодвигаясь к стене, будто белка могла оказаться бешеной и невзначай на него напасть.
Данное животное сейчас казалось настолько символичным, что Сириус даже перекрестился на всякий случай, всерьёз начиная переживать за свою нескромно расшатанную жизнью психику. Белка перебирала передними лапками, уютно усевшись на задние, и невозмутимо глазела на заключённого, будто ожидая от него чего-то.
Самым пугающим был тот факт, что Блэк умудрился разглядеть в жестах животного почти что человеческие повадки, когда она вдруг махнула лапкой, словно указывая в один из углов камеры. Сириус так и замер, не решаясь даже вздохнуть. Явно раздосадованная отсутствием реакции со стороны Бродяги белка махнула повторно и, когда реакции опять же не последовало, сама направилась в сторону угла. Приподнявшись на задние лапки, она в странном порядке начала стучать передними по кирпичам, и вскоре те, точно так же, как это происходило со стеной, пропускающей жителей Лондона в Хогсмид, разошлись в стороны, открывая проход. Совсем небольшой, и взрослый человек, даже такой исхудавший, как Сириус, ни за что не пролез бы. А вот собака…
Белка, протирая пыльный пол светлым, немного рыжеватым хвостом, снова подобралась поближе к Блэку и уже третий раз махнула в сторону угла.
- Ты… - начал было Бродяга, но явно не нашёлся, чего сказать. А ещё, собственный голос казался незнакомым, он и был незнакомым – охрипше-осипшие интонации никогда не слетали с этого языка, никогда не портили своим присутствием мягкий и уверенный баритон Сириус Блэка. По крайней мере, молодого и ещё не заключённого во внутреннюю клетку собственных страхов Сириус Блэка.
– Ты, - повторить удалось уже более уверенно, - очень странная белка!
И тут, как апофеоз всего происходящего, животное невозмутимо пожало плечами. Просто взяло и пожало своими покрытыми рыжеватой шерстью плечами, как это делают обычно люди, но явно не ослы, гуси, белки и прочая живность.
Ещё несколько минут они оба просто стояли и пялились друг на друга, видимо, ожидая каких-либо действий. Сириус не выдержал первым. В конце концов, он доживает остатки жизни в магической тюрьме, выбраться из которой в принципе невозможно (или же, не было возможно непосредственно до этого дня), в таком случае, почему бы не рискнуть?
Вопрос заключался в следующем – а сможет ли он спустя столько времени самостоятельно обернуться в собаку? Он уже и забыл, как это вообще делается. Впервые с того момента, как он оказался здесь, Сириус почувствовал что-то, кроме страха и ненависти. И этим «чем-то» было позабытое чувство предвкушения, которое возникало каждый раз, когда они открывали карту Мародёров, когда готовили очередную шутку, задумывали очередную шалость. И он будто снова почувствовал плечо Джеймса рядом со своим, ободряющую улыбку, которая всегда давала понять «у тебя всё получится, Бро, у тебя обязательно всё получится».
С первого раза не вышло, со второго, к сожалению, тоже. Но и он, и эта загадочная белка, казалось, могли дожидаться удачи вечно. Поэтому, когда ближе к вечеру, а может, ближе к утру (или это была ночь?) в камере исчез человек, и появился огромный чёрный пёс, можно было не сомневаться – у него всё получится. Обязательно.
В проём собака протиснулась еле-еле, а за ней следом тут же поспешила белка. Было тёмно настолько, что разглядеть собственные лапы казалось невозможным, поэтому Сириус шёл на ощупь, мысленно умоляя Мерлина о том, чтобы дорога не оборвалась внезапно, закончившись пропастью, ведущей к самому основанию тюрьмы. Дорога была неровной, с бесконечным числом выступов, с непривычки лапы очень скоро устали и начали болеть, но Блэк продолжал идти вперёд, хотя уже не чувствовал присутствия белки за своей спиной. Иногда дорога переходила в лестницу, а некоторые коридоры наверняка когда-то были «рабочей частью» тюрьмы и, со всей вероятностью можно было сказать, что по ним водили заключённых. Водили именно наверх, вниз спускали уже на носилках, а иногда и того хуже – в каких-нибудь мешках из-под еды, чтобы сбросить в воду, окружающую остров. От такой гуманности становилось не по себе, начинало мутить – хотя, мутить начинало скорее из-за долгого отсутствия еды в желудке.
Прошло, наверное, несколько часов, а намёка на выход впереди всё по-прежнему не было видно. Белка вполне могла оказаться одним из охранников, незарегистрированным, как и сам Блэк, анимагом, который просто решил поиздеваться – здесь это казалось вполне логичным и даже уместным. Лапы уже давно онемели и казались неживыми, Бродяга перебирал ими скорее по инерции, а каждый камень казался на удивление болезненным. Сейчас он не мог повернуть назад, потому что обратно он просто не дойдет – порядком ныла спина из-за непривычно долгого пребывания в образе собаки, мертвенно пересохло горло. Можно было идти только вперёд, пусть он и не знает, что там может ожидать его и ожидает ли вообще что-нибудь.
Когда лапы уже откровенно начали подкашиваться, Сириус услышал что-то, явно не похожее на тишину, привычно режущую слух уже несколько лет. Он замер, закрывая глаза и стараясь вслушаться получше. Сердце радостно подпрыгнуло и пропустило несколько ударов, отчаянно заполняя лёгкие необыкновенным ощущением счастья. Море.
Ещё несколько минут, и показались разбивающиеся о скалы тёмные, почти что чёрные волны. Боль в лапах таинственным образом куда-то отступила, и Сириус даже перешёл на бег. Здесь не было солнца, но от него сейчас лишь заболели бы глаза. Хватало и этого – воздух, самый настоящий, одурманивающий, опьяняющий, сводящий с ума, такой невозможный и, казалось, навсегда позабытый.
А из проёма сзади показалась белка. Надо же, он уже и забыл про неё. В лапках животное сжимало что-то очень крепкое, что-то, чего раньше совершенно определённо у него не было. Сириус подошёл поближе, и к его пока ещё лапам упала до боли знакомая волшебная палочка.
А белка юркнула куда-то, поспешно прячась за камни. И когда вероятность попасться на глаза миновала, белка соединила вместе пушистые лапки и приняла свой прежний облик. Светловолосого мальчика, который сейчас был доволен собой больше, чем когда-либо.
- Лил… Лил, проснись! – девочка сонно приоткрыла глаза, когда ладонь старшего брата легла на её губы. «Тшш» - он приложил палец второй руки к своим губам. Лили кивнула, мол «не буду визжать, не буду», и Джеймс убрал ладонь от её лица.
- Тапочки не забудь одеть, - шёпотом, чтобы родители не услышали, а Джеймс уже бесшумно двигался в сторону кровати Альбуса, на которой младший брат сонно и совсем по-детски спал, положив голову на сложенные лодочкой ладошки. По дороге обязательно нужно было наступить на писклявую розовую утку Лили, которая невиданным образом вместо положенного её места в ванной сейчас уютно занимала небольшой уголок возле кровати младшего сына Поттеров. Джеймс замер, посылая Мерлину мысленные молитвы о том, чтобы родители не услышали этой сигнализации представителей крылато-резиновых и не прибежали посреди ночи охотиться на каких-нибудь очередных злых волшебников, которыми папа с мамой просто бредили.
Со стороны коридора не послышалось никаких шорохов, а потому Джеймс аккуратно обогнул подлую утку и приблизился к сопящему Альбусу.
- Эл, подъём! – брат подвергся жестокой тряске за плечо, далеко не такой ласковой, как в случае с Лили. – Эээл, проспишь всё на свете, вставай!
Альбус приоткрыл один глаз, взглянул на Джеймса, как на врага всего человечества, и невозмутимо натянул на голову одеяло.
- Альбус! – заставить Джеймса отвязаться было миссией заранее обречённой на провал. Поэтому пролежав ещё несколько секунд под одеялом и имитируя тем самым протест, младший Поттер выудил на свет одну ногу, приземлил её на пол и принялся наугад отыскивать тапок.
- Как думаешь, далеко отсюда до Лондона? – Джеймс зажал губами сигарету, пытаясь прикурить её неудобной магловской зажигалкой. За тридцать лет существования без волшебной палочки к данному приспособлению он так и не смог привыкнуть.
- Ну, уж точно дальше, чем от Хогвардса до Аляски, - ухмыльнулся Блэк, закатывая рукава клетчатой рубашки. Той самой, которую когда-то презентовал Джеймс, которая утерялась в лесу во время очередного полнолуния, но так кстати нашлась ЗДЕСЬ.
Помнится, когда-то они всерьёз думали над тем, чтобы рвануть до Аляски на фестралах. Тогда эта идея не казалась им такой уж безумной, впрочем, безумной она не казалась им и сейчас.
Джеймс сидел на облаке, свесив вниз скрещенные ноги, и с упрямством молодого барана пытался побороть зажигалку, в которой, кажется, даже газ кончился несколько лет назад. Сириус сидел рядом, натягивая струны своей новой теннисной ракетки, хотя те и так были натянуты до предела. Вчера вечером он несколько часов подряд расхваливал Джеймсу данный предмет, а тот просто невозмутимо слушал, периодически понимающе кивая, хотя на теннисные ракетки ему было, мягко говоря, плевать. А вот чёртова зажигалка…
- Ну что, Блэк, готов к реваншу? – светловолосому мальчишке, вдруг возникшему из ниоткуда, чьи щёки сейчас были украшены «боевыми» полосками тёмно-зелёного цвета, так и не суждено было когда-либо повзрослеть. Может, Вселенная когда-нибудь и состарится, но младший и самый избалованный племянник Создателя никогда не узнает на собственном опыте, что такое «переходный возраст» и чем же он так страшен для мальчиков.
Сириус поднялся на ноги и с видом профессионала подбросил вверх ракетку. Та несколько раз перевернулась в воздухе, после чего приземлилась обратно в ладонь Бродяги, отчего самолюбие последнего, кажется, увеличилось вдвое.
- Победить тебя? Естественно, - Сириус самодовольно ухмыльнулся и перепрыгнул на соседнее облако, увеличивая дистанцию между собой и своим будущим соперником. Соперник так же не заставил себя долго ждать и, придерживая рукой сумку со звёздами, чтобы не рассыпались, переместился на несколько метров подальше. Стянув свой сундук, очень похожий на те, что носят почтальоны, мальчик достал оттуда одну звезду (с самого верха, чтобы не было чересчур горячей), достал оттуда же свою ракетку и принял во всех смыслах боевую позу.
- Готовься, Бродяга, тебя ожидает самая позорная игра за все твои пятьдесят пять лет!
- Пятьдесят четыре и не годом больше, - а здесь на небе им по-прежнему двадцать.
И вот, игра началась.
- Ого, Джеймс, смотри какая яркая! – Лили вытянула палец вперёд, но Джеймс, даже если бы очень хотел, не угадал бы, на какую именно звезду указывает сестра, потому что та сидела у него на спине из-за утери тапок где-то в недрах комнаты. Вся троица младших Поттеров сейчас стояла на крыше, натянув халаты поверх пижам, и разглядывала усыпанное звёздами небо. То тут, то там загоралась новая, и дети восхищённо разглядывая небосвод, не решаясь лишний раз произнести и слова.
А когда там наверху наконец зажглась проклятая зажигалка, и человек, которого стоящая на крыше троица могла бы с гордостью называть «дедушкой», а будучи постарше и с дружелюбной издевкой «дедуля», затянулся, наполняя лёгкие дымом, с неба белоснежным снегом посыпался пепел его сигареты. Лондон никогда до этого дня не покрывался снегом так рано, он вообще не был любителем покрываться снегом – ох уж этот дождливый Лондон. Холодные промозглые улочки, которые, кажется, и сами были бы рады завернуться в тёплый плед у камина, мосты и тротуары, по которым можно бежать, задыхаясь от морозного воздуха, и заливаться не по-осеннему тёплым смехом, перепрыгивая через лужи. А ещё вопить «быстрее, Сохатый, быстрее» и торопиться в Хогсмид, чтобы не поймали преподаватели и не влетело за трансгрессию.
Лондон это не город, это большой сонный ребёнок, которого охраняют там наверху навечно юные Сириус Блэк и Джеймс Поттер, а ещё светловолосый мальчишка с сумкой звёзд, как Питер Пен, не знающий, что такое «взрослеть». Да и зачем ему это, если впереди ещё столько интересных игр.
А дети, стоящие на крыше, обязательно подрастут. Тогда уже за Лондон можно будет не переживать, потому что эти трое способны на многое. А «дедушка» Джеймс смотрит сверху, теперь спокойный и равнодушный ко всему, и улыбается, иногда поглядывая на новое поколение.
- Блэк, отдавишь мне руку – превращу в пета.**
- Ну-ну, мистер Суровость. Смерть явно не пошла тебе на пользу, - запыхаясь, поспешно отчеканил Сириус, пробегая мимо и отбивая куда-то в сторону очередную звезду, служащую теннисным мячиком.
Когда они играют, облака ходят ходуном. Периодически звёзды падают вниз, и живые загадывают свои желания, а потом наверху кто-нибудь обязательно должен их исполнить – такая уж задача у «небесной канцелярии». Пока ты жив, ты загадываешь желания, стремишься к своей мечте, покоряешь Эверест или пускаешься в подводное плавание, а наверху, где сам по себе теряется счёт времени, кто-то тщательно следит за тобой. Потом ты умираешь, и если, как выражается Сириус, «к твоей заднице не прицепят хвост и рога не прорежутся сквозь черепную коробку», билет наверх тебе обеспечен. А тут только и остаётся, что исполнять чужие мечты да играть звёздами в теннис.
- Эй, Звёздочёт, не оступись, - предупредительно крикнул Бродяга, когда противник воспарил над пропастью, замахиваясь, чтобы отбить блэковскую подачу. Впрочем, было уже поздно.
- Не оступлююууу… - только и оставалось услышать Джеймсу и Сириусу, провожая Звездочёта восхищённым взглядами.
- Как летит, эх, - произнёс Поттер, в последний раз затягиваясь сигаретой и выбрасывая её вниз, тем самым в очередной раз нарушая правила – бросать что-либо вниз настрого запрещалось. Так настрого, что даже профессор МакГонагалл могла бы потягаться с этой строгостью.
- Мда. Опять нам всю ночь за него звёзды развешивать. Лоботряс, - последнее слово из уст Бродяги звучало скорее издевательски, хотя, наверняка, несло в себе несколько другой смысл.
А Звездочёт всё падал и падал…
- Ничего себе!
- Вау…
- Загадывайте желания быстрее, пока не упала…
____________________________________________________________________________________________________
* - фраза из альбома Gillia "Человек на луне", под который всё это дело и писалось.
** - выражения, часто употребляемые игроком Джеймсом Поттером.
Несколько лет тому назад в этот прЭкраааасный день родилась нами всеми оочень любимая [heart shaped box]
Мы её все конечно поздравляем и дарим ей цветочки Можно было бы пожелать, чтобы всё у тебя было замечательно, но я и без того уверен, что будет! Так уж повелось, что не в состоянии подарить что-нибудь нормальное, я обычно обещаю фанфики х) Сегодня один из тех редких дней, когда я всё успел в срок, а потому
тадададам!
Название: Спасибо за этот дружелюбный мир*
Автор: Бумажный кораблик (он же любимый бро =Ъ)
Бета: дядька Джекилл
Фэндом: Harry and Potter
Персонажи: СБ, ДП, РЛ + НМП.
Рейтинг: детский.
Жанр: флафф, ангст, всё такое милое.
Тихо крадётся этой ночью по мягким плюшевым облакам мальчишка с сумкой ярких, горячих на ощупь звёзд. Его детские пальцы перебирают маленькие звёздочки, как будто играя с ними в «картошку», отпуская каждый раз, когда становится слишком горячо. Звёзды на небосклоне должны быть исключительно холодные, как и их покровительница, бесчувственная, глупая, жестокая, немая и беспощадная. Луна этой ночью одним своим присутствием вызывает там внизу, на покрытой летней травой земле стон, плавно переходящий в чуть слышный на такой высоте, разрывающий горло вой бродячего волка.
Мальчишка прыгает с облака на облако, периодически поправляя широкие белые штанишки, они не держатся даже благодаря подтяжкам, которые, впрочем, тоже приходится поправлять. Лохматые волосы в свете луны приобретают болезненный оттенок с рыжим, даже золотистым отливом. Волосы слегка вьются, отчего мальчик совсем как волшебный – голубые глаза с мягким, всё ещё детским взглядом, шаловливо вглядываются в тёмную пропасть под облаками. Неосторожный шаг, и малыш, пошатнулся, пытаясь удержать равновесие. Беззаботно из сумки выпало несколько все ещё горячих звёзд и стремительным дождём посыпалось на землю. Дед явно не обрадуется – сегодня ночью столько желаний придётся выслушать.
- Смотри, Бро, звездопад! Странно, я был уверен, что они случаются в августе, - Джеймс устремил в небо указательный палец, пытаясь отследить направление одной из быстро исчезающих с поля зрения звёзд, однако его взгляд тут же потерялся среди множества её сестёр, когда она прощально сверкнула и погасла, не оставляя надежд на собственное возвращение.
- Загадывай желание.
Следующие несколько секунд лежавшие на мокрой от расы траве гриффиндорцы молча наблюдали за изменениями в тёмном, мутном из-за внезапно набежавших облаков звёздном небе, загадывая про себя желания. Точнее сказать, всего одно – сентиментальное и немного глупое, отчего ни один не осмелился озвучить его вслух.
- Ты веришь в это, да?
- Не знаю. Но было бы неплохо, если бы там, на небе, кто-нибудь исполнял желания. А ты?
- Может быть.
Раздавшийся совсем рядом слабый скулёж заставил ребят насторожиться. Сириус приподнялся, опираясь на локти в почти насквозь промокшей клетчатой рубашке, которую, несмотря на её поношенность и неопрятность, очень любил – она принадлежала Джеймсу.
«Ты слишком аристократичен, тебе нужно одеваться как простые смертные, иначе даже МакГонагалл скоро начнёт снимать перед тобой шляпу» - как-то заметил Сохатый. Впрочем, Блэк, как и в большинстве случаев, разделял его мнение, а потому даже не стал спорить, хотя в повседневной жизни это было его излюбленным занятием. Казалось, останься Сириус когда-нибудь наедине с собой, один в большой, абсолютно пустой комнате, обклеенной зеркалами, на несколько дней, первую половину отведённого времени Бродяга любовался бы собой в каждом из зеркал по несколько минут, как в «Алисе» устраивая периодическую смену «чашек», а вторую половину спорил бы сам с собой, показывая отражению нецензурные и явно не жалованные матушкой Блэк жесты. Причём, Сириус наверняка умудрился бы выиграть в споре сам у себя, и сам у себя же и проиграть, после чего наверняка затеял бы драку… Проще говоря, одиночество данному субъекту никогда не угрожало.
- Ты слышал? Это что, волк?
- Какой волк, Бро, это же тебе не лесопарк на краю Лондона, где самые страшные животные – гусеницы. Наверняка, тут что-то пострашнее.
- В любом случае, ему сейчас явно не позавидуешь. Слышишь, как скулит? Наверняка от кентавров получил… Безмозглые существа.
На счёт кентавров у данной пары было своё мнение, которое сильно расходилось с общественным. Однажды ночью, когда на Хогвардс белыми хлопьями спускался первый снег, а земля только-только покрылась первым слоем льда, грозящим отбить задницу каждому желающему прогуляться в столь морозную погоду, Джеймс Поттер и Сириус Блэк отправились ловить наяд. Вопреки мифологии, существа это быль не такие уж интересные и загадочные, но юные натуралисты Блэк и Поттер тогда этого ещё не знали. Наяды существовали в небольших озёрах, а по рассказам одного из профессоров, целый рассадник можно было обнаружить в Запретном Лесу, не уходя далеко от самой школы. Вооружившись мантией и волшебными палочками, ученики нарядились потеплее, чем стали напоминать первооткрывателей Аляски, и отправились искать наяд. Будучи местом весьма капризным, Запретный Лес внешне никогда не замерзал, деревья только у самых верхушек покрывались снегом, земля хрустела первыми намёками на лёд, но трава по-прежнему была зелёной в тех редких местах, где прорастала сквозь широкие корни. Наяд в тот вечер обнаружить так и не удалось, потому что, забредя почти что в самую глубь леса, счастливые в своём умении искать приключения, Джеймс и Сириус тут же наткнулись на целую компанию молодых кентавров. Относительно молодых, потому как данный возраст у мага Сириус обычно определял как «переход из старческого маразма в неспособность добраться до туалета». У кентавров, привыкших жить чересчур долго (по мнению всё того же Сириуса) этот возраст считался подростковым.
Убегать приходилось очень усердно, забрасывая неприветливых существ всеми заклинаниями, которые только удавалось вспомнить в такой ситуации. Джеймс даже пару раз панически проорал «Люмос», видимо, в наивном предположении, что свет отпугивает в этом лесу если не всех, то подавляющее большинство. Спотыкаясь об корни и периодически прочерчивая носами траекторию собственного приземления, гриффиндорцы всё-таки выбрались из леса, правда до Хогвардса дойти им так и не удалось – сморённые таким темпом и такой дистанцией, они тут же рухнули в намечающиеся сугробы и пролежали так около двух часов, явно довольные собственной предусмотрительностью одеться в очень, очень, очень тёплую одежду.
- Пойдём, посмотрим?
- Ты на них не насмотрелся что ль ещё?
- Да не на кентавров, дурья башка**, на животное.
Поднявшись с травы, оба отряхнули с одежды налипшую траву и почти синхронно поёжились. Всё-таки, во время совместного лежания на земле и разглядывания неба, обычно почти не привлекающее взоров, а сегодня явно поразившее изобилием заманчивых видов, даже мокрая одежда казалась тёплой. Впрочем, рядом с Джеймсом тёплым даже снег казался. Определённое время.
Сейчас же, натягивая на себя мантии и сдерживая стук верхней челюсти о нижнюю, ребята с большей радостью вернулись бы обратно в школу. Но так было неинтересно, и именно поэтому, оба почти что строевым шагом направились в сторону Запретного Леса.
- Оборотень! Не смей больше появляться в тех местах, иначе я убью тебя. Любой представитель моего народа воткнёт тебе в спину копьё, если ты приблизишься ещё хоть на шаг, а твои внутренности мы… - невозмутимым холодным тоном ораторствовало существо с лошадиными копытами, сверху вниз взирая на скорчившегося на траве наполовину волка, кости которого с ужасающим хрустом ломались внутри, явно доставляя существу нестерпимую боль. Именно она и вызвала громкий немощный скулёж, сдавленно вырывающийся будто бы человеческим кашлем. На кентавра лежащий не обращал внимания в силу физической неспособности к этому, впрочем, первого это не особо заботило.
- И чтобы к следующему полнолунию ты не забыл моё обещание, я отрежу тебе ногу!
- Вот пафосное созданье, - проворчал Джеймс, пробираясь сквозь густой кустарник волчьей ягоды задом, предварительно пропихивая вперёд спину и все прилегающие к ней места, а уж потом показываясь из-за куста во всей своей впечатляющей зрение красоте. Следом, как заядлый любитель джунглей, лицом вперёд пробирался Сириус, стирая с лица рукавом мантии остатки ягод, встретивших блэковскую физиономию торжественным впечатыванием в оную самих себя. Разглагольствования кентавра были слышны, казалось, даже в Хогвардсе.
- Эй, коник, давай проваливай отсюда, пока мы тебе подковы к ушам не приклеили, - чувствуя себя чуть ли не спасителем всей вселенной, торжественно выдал Сириус, натягивая на лицо эффектную, видную даже в тёмном лесу ухмылку.
- Ваш друг переступил границы дозволенного.
- Ты тоже. Кентаврам нельзя на эту часть Запретного Леса.
Несколько секунд кентавр своим умудрённым жизнью взглядом смотрел на нахально-безразличного Сириуса. Сириус же смотрел на кентавра, будто негласно объявляя ему дуэль в гляделки не на жизнь, а на смерть.
- Хорошо. Сегодня я уйду, но в следующий раз не надейтесь, что мы его пожалеем.
Пока кентавр, как старый «Жигули», поворачивался передом к лесу, чтобы направиться в свою скромную обитель, наверняка имеющую вид выточенной древностью пещерки, Сириус и Джеймс уже переключили своё внимание на существо, скорченное болью деформации собственных костей.
- Похож на человека.
- И на волка.
- Оборотень?
Тем временем, деформация достигла завершающей точки, и человек, лежащий на земле, стараясь утихомирить хриплое дыхание, поднял голову. Разглядеть его с того места, где на возвышении возле кустарников стояла пара гриффиндорцев, было невозможно. А вот самих Блэка с Поттером в просачивающемся сквозь редкие ветви елей свете луны было прекрасно видно. И присутствие именно этой компании явно сильно смутило лежащего на земле человека – он встал, что удалось ему не с первого раза, неловко развернулся и бегом (по крайней мере, бег предусматривался в этой жалкой попытке передвигания ног) направился в противоположную сторону.
Увлечённые своим шокированным состоянием, Сириус и Джеймс даже не сразу сообразили, что сейчас упустят возможность узнать кое-что интересное и наверняка безумно секретное.
- Эй, постой, мы не сделаем тебе ничего плохого, мы с миром пришли… - убегающий человек был абсолютно голым, а разглядеть в темноте его рост казалось миссией в принципе невыполнимой, поэтому, даже приблизительно не догадываясь, кто перед ними, Сириус решил вести себя подружелюбнее.
Оба парня тут же подорвались с места, решив во что бы то ни стало догнать убегающего. Впрочем, особых усилий им не потребовалось, потому как обессиленный и явно замерзающий оборотень весьма неловко запнулся об один из масштабных корней близстоящих деревьев, после чего упал на землю и скатился вниз, наверняка набив себе кучу шишек и синяков.
Гриффиндорцы, в которых любопытство вперемешку с истинно красно-жёлтым благородным желанием помочь взяло верх, тут же поднажали и уже через несколько секунд обоюдно выдали в пространство всего одно слово, прозвучавшее одновременно и удивлённо, и шокировано:
- Люпин?!
***
Гарри был не единственным, кто использовал туалет Плаксы Миртл для дегустации необходимых зелий. Его отец и крестный тоже успели там побывать однажды, причём воспоминания об этом дне надолго врезались в память, в ту её часть, которая остаётся с человеком навсегда, не позволяя выбросить из головы какой-нибудь особенно приятный/неприятный момент жизни.
Несколько дней назад Сириус в буквальном смысле «остался без шкуры». Во время полнолуния он не смог принять обличье собаки, а потому в самый неподходящий момент ему пришлось убегать от оборотня, прикрывая собственную спину оленем и крысой, которые тщетно пытались защитить друга, отвлекая облезлое животное с россыпью шрамов на спине.
- Так… Ещё полчаса, и можно будет пробовать, - решительно оповестил Джеймс, облокачиваясь на раковину. Затея с зельем ему не особо нравилась, тем более, что рецепт этого зелья они нашли в какой-то Мерлином забытой книге, спрятанной в Запретной секции чуть ли не в самом пыльном углу самой пыльной полки.
По скромному мнению Сохатого, им нужно было обратиться за советом к Люпину. Но Сириус твёрдо настоял на том, что Ремусу ни о чём говорить нельзя, потому что он только лишний раз расстроится и опять затянет свою излюбленную песню о том, как некрасиво рисковать друзьями и как ему больше не нужна их помощь, и прочее, прочее, прочее. Бродяга же, всегда уверенный, что любое море ему по колено, и сейчас решил все делать самостоятельно. Самостоятельно с помощью Джеймса.
- Отлично, - сам Сириус тоже особых надежд по поводу зелья не питал, однако старательно излучал спокойствие, пытаясь тем самым и себя и друга заверить в том, что они все делают правильно.
- Тут написано, - листая страницы лежащей рядом книги, задумчиво произнёс Джеймс, - что зелье имеет неприятные последствия.
- Да брось, головная боль – максимум, что мне угрожает…
И снова напряжённое молчание повисло в воздухе. Они оба догадывались, в чём заключается неспособность Сириуса принять собачий облик. И если Бродягу это раздражало, то Джеймс чувствовал себя виноватым. А потому оба втайне надеялись, что зелье всё-таки поможет.
- Слушай, Сохатый, я хотел поговорить на счёт…
- Отлично, именно такой цвет нам и нужен! – резко прервал Сириуса Джеймс, подходя к котлу, в котором варилось зелье мутно-оранжевого цвета.
Несомненно, если когда-нибудь ему бы пришлось выбирать между Эванс и Бродягой, он выбрал бы Бро. Но в данной ситуации ему не нужно было выбирать, потому что Эванс – девочка, однокурсница, в которую он влюблён уже вроде как несколько лет. А Сириус – это друг, брат, и, конечно же, нечто большее, но не настолько, чтобы коротать время ночами друг у друга под пологом. И Джеймс не виноват, что Блэку так сложно понять это!
Наткнувшись на серьёзный взгляд друга, Поттер печально подумал, что от разговора уйти не удастся. Знает он, чем заканчиваются такие разговоры.
- Ты будешь пить зелье или нет? – он специально спросил это с такой провокацией в голосе. Конечно, Сириус теперь не откажется.
- Буду! – что и требовалось доказать.
В конце концов, о чём Бродяга только думает! Наверняка сказываются гены его чокнутой мамочки. Переженили между собой всех родственников, а теперь ещё чему-то удивляются…
Сириус поднялся с пола, на котором до этого сидел, вытянув вперёд ноги и листая какую-то книгу о квиддиче, подошёл к котлу и с задумчивым видом осмотрел зелье. Того, что они тут наварили, хватило бы напоить половину Хогвардса.
На вкус зелье оказалось ещё поганее, чем на вид. Сириус даже не знал, с чем его можно было ассоциировать – за всю свою жизнь такой дряни он ещё ни разу не пробовал. Первым желанием было зайти в ближайшую кабинку и избавиться от содержимого желудка, но желание вернуть способность к анимагии пересилило, и Бродяга с трудом проглотил всё, что до этого было зачерпнуто в стакан.
- Ну как? Чувствуешь что-нибудь? – Джеймс всё это время внимательно наблюдал за другом, как будто ожидая каких-нибудь изменений в его внешности.
- Только отвратительный вкус… - скривился Сириус. - Хочешь попробовать?
- Нет, спасибо, как-нибудь обойдусь. Прими анимагическую форму.
- Хм… - ужасно хотелось запить зелье водой из-под крана, которая наверняка была не полезнее того, что он только что выпил, но по крайней мере вкус имела поприятнее. Однако те несколько уроков Зельеварения, которые Блэк всё-таки соизволил посетить, помогали всплыть в памяти строгому правилу: после принятия зелья не пить и не есть ближайшие полчаса как минимум. Значит, с этим «восхитительным» привкусом во рту ему ходить ещё около тридцати минут. Прекрасно.
- Как-то холодно стало… Ты открывал окна? – Джеймс отрицательно покачал головой, мимолётным взглядом пробегая по большим окнам туалета Плаксы Миртл. Удостоверившись, что они все закрыты, Сохатый снова уставился на Сириуса, который в данный момент пытался как можно плотнее укутаться в мантию.
- Бро, с тобой всё в порядке?
- А что?
- Ты бледный, как Безголовый Ник. Разве что не прозрачный…
- Да это… - Сириус прикрыл глаза ладонью, опираясь второй рукой на раковину. Во всём теле чувствовалась какая-то внезапная слабость, а в голове совсем тихо слышался шёпот. Бродяга не мог различить слова, не мог понять, откуда этот голос взялся и почему так назойливо сейчас въедается в мозг, звучит будто у самого уха.
Резко обернувшись, юноша открыл глаза и осмотрелся. Ему казалось, что говорящий наверняка находится где-то по близости.
- Ты слышишь? Джеймс, ты слышишь этот голос?
- Какой голос? – теперь уже не оставалось сомнений в том, что лучше всего было просто не трогать книги в Запретной секции.
Впрочем, голова Сириуса сейчас была явно забита чем-то другим. Например, чуть ли не целым отдельным разумом, внезапно возникшим в его голове – он слышал мысли, скрежет, будто ему усердно пытаются расковырять череп и… вой. Не волчий, нет, а собачий. Сначала вой лишь немного превышал слышимость голоса, но постепенно громкость, как у старых колонок, начала возрастать, и в какой-то момент Блэк просто зажал уши ладонями и сам взвыл почти по-звериному. Упав на колени, он до боли сжал голову и закрыл глаза, пытаясь изолировать себя от окружающего мира по принципу «я не вижу – меня не видят». Скрутило живот, и кричать захотелось ещё громче, звуки в голове сменяли друг друга и кончилось всё странным шумом, а потом чем-то, напоминающим ультразвук. Спину обдало невыносимым холодом - будто резкий поток ветра, внезапно запущенный в комнату. Сириус окончательно распластался на полу, стараясь не концентрироваться на боли, которая подступала со всех сторон, даже изнутри, она, кажется, пропускала ток по всем нервным окончаниям.
- Сириус?... – голос утонул в области сонной артерии, только изнутри, оставляя после себя пару несмелых выдохов. Джеймс сам не заметил, как подогнулись ноги, и колени приземлились на кафельный пол.
Он придвинулся ближе к Сириусу и притянул его к себе, обнимая, как беззащитного ребёнка обычно прижимает к себе мать, когда того бьёт в лихорадке. Сейчас Блэк был именно таким, вопреки собственному привычному образу гордого и невозмутимого человека, его ломало изнутри даже хуже, чем это случается при полнолунии с оборотнями. Глаза, словно у бешеного, бегали из стороны в сторону, и дрожали губы.
А Джеймс смотрел со страхом, с незнакомым до этого момента испугом и не мог придумать, что делать дальше. Сейчас он понимал, что выполнил бы любое желание, любую просьбу Бродяги, что угодно, только бы это прекратилось. Самым ужасным было то, что Джеймс даже не представлял, когда и чем это кончится, и кончится ли вообще.
Продолжая удерживать Сириуса одной рукой, второй он привстал и дотянулся до книги, спихнул её на пол и принялся перелистывать страницы, надеясь найти хоть что-нибудь, что могло бы помочь.
- Сейчас, Бро, сейчас…
А наверху, повиснув возле самого потолка, прямо на воздухе сидел мальчик. Его светлые волосы, отливающие удивительным медовым оттенком, были растрёпаны больше обычного. Мальчик дрожал, ладонями он прикрывал губы, будто беспокоясь о том, что оттуда ненароком выскочит лишнее и абсолютно ненужное слово. По румяным щекам вниз стекали слёзы – совсем детские слёзы обиды, злости на самого себя, жалости. Он ведь не хотел ничего плохого! Джеймс просто должен был осознать, как сильно нужен Сириусу, вот и всё! А не искать это дурацкое зелье, которое только испортило всё!
Как же он сейчас был зол на себя. Вжавшись спиной в холодную стену, мальчик совсем тихо шептал какие-то слова. Ему было известно, что эти слова сейчас заглушат в сознании Бродяги все остальные звуки, но они не смогут избавить от боли и лихорадочного холода.
Совсем внезапно рядом возникла Миртл и тихо взвизгнула, удивлённо глядя на мальчика, висящего возле самого потолка. Она явно хотела спросить его о чём-то, но тот лишь слабо улыбнулся сквозь слёзы и прижал палец к губам «Тшш». Миртл понимающе закивала, всё ещё удивлённо глядя на незнакомца, а тот уже поспешно растворялся в воздухе…
***
Здесь никогда не было часов, впрочем, и ничего другого никогда не было. Здесь не двигались минуты и секунды, застряло между стен скромное безумие, не решаясь стучаться в соседние камеры. Казалось, что вечность представляет собой всего лишь четыре каменные стены Азкабана и ничего больше. Всего четыре стены и маленькое, уютно устроившееся в уголке одной из них окошко, через которое один раз в Вечность можно было получить еду. Вечность сокращалась точно так же, как мышцы в почти уже онемевшем до самых костей теле, а потом разрасталась вокруг немыслимым потоком снов и видений, которые невозможно было отличить друг от друга. Сириус видел всё это будто бы наяву. Он видел брата, за его любимым занятием, можно сказать, целым промежутком жизни - полёты на метле. Он видел Джеймса, молодого и, что примечательно, живого, но каждый кошмар заканчивался одинаково – полуразрушенный дом и человек, некогда бывший самым дорогим из всего возможного на этой планете, безжизненно лежащий на полу в спальне или гостиной - Бродяга понятия не имел, где именно это произошло.
Однажды он даже подумал, что было бы лучше, если бы убили мальчика. Но потом сам проклял себя за такие мысли, потому что ничего не было бы лучше. Больше Сириус никогда не задумывался об этом и даже предположение о том, чтобы вспомнить однажды допущенную мысль казалось кощунственным и беспощадным.
В его жилах, в его венах, под языком – во всём теле, поселилась Вечность. Эта была такая нахальная сумасшедшая, которая очень напоминала нелюбимую кузину Беллатрису – она могла закричать внутри блэковской головы, и голос её переливался, как обычно переливается на солнце разлитый бензин во время душного летнего дня. Сириус искренне надеялся, что у него воспаление лёгких, туберкулез или одна из других магловских болезней, которые обязательно убивают человека на пике своего «правления». Ему невыносима была даже мысль о том, что он уже Мерлин знает сколько дней, а может, и лет просидел в этой камере, в этом абсолютно замкнутом пространстве без даже намёка на просвет. Иногда ему нравилось ломать голову над тем, каким образом освещаются камеры, если нет ни одного окна, ни ламп, ни свечей, ничего, проще говоря. Впрочем, долго об этом думать Блэк сам себе запрещал, потому что это угрожало ему съездом с катушек. Почему-то смерть казалась своеобразным освобождением, а вот сойти с ума совсем не хотелось. Представив себя с затравленным взглядом и спускающейся вниз дорожкой слюней, а ещё докторов из Мунго, которые приедут поставить ему и так очевидный диагноз, Бродяга поклялся даже после самых жестоких испытаний мира (хотя ничего более жестокого, чем Азкабан, на ум не приходило) не лишаться рассудка.
От Вечности до Вечности можно было не делать ровным счётом ничего. Но никак нельзя было заставить себя не думать – мысли всё приходили и приходили, а Сириус покорно дожидался того момента, когда они, наконец, кончатся. Вечность исчислялась просто – от завтрака и до завтрака. И хотя обед, ужин, завтрак нельзя было отличить друг от друга, Сириус просто отсчитывал. Один, два, три – в жизни стало на целую Вечность меньше.
Самое странное, что он справлялся с этим получше, чем закалённые в боях Упивающиеся.
Первые несколько недель не хотелось жить, жить без Джеймса, и это, пожалуй, стало единственным импульсом, заставившим не подохнуть в этой действующей слово формалин камере.
Что-то небольшое и юркое пробежало мимо, и Сириус резко повернул голову, как это делает представитель кошачьих при виде своей будущей жертвы. Удивительная подозрительность для человека, несколько лет просидевшего в камере в полном одиночестве.
Крыс в Азкабане не было. Естественно, это же магическая тюрьма, вся забаррикадированная от основания и до самой крыши, уходящей от земли далеко в небо. Странное желание приблизить грешников к «вечному» и «чистому».
Существо стремительно пробежало от одной стены до другой, будто принюхиваясь к чему-то, а Сириус поднялся на ноги. Крыс и мышей он не любил с детства – не боялся, а именно не любил, потому сейчас и собирался во чтобы то ни стало избавиться от животного хоть голыми руками. Однако животное, по всей видимости, решило иначе.
Осторожно сделав несколько шагов вперёд, оно остановилось, видимо, чтобы получше рассмотреть Бродягу. Тот тоже не остался в долгу, о чём вскоре и пожалел.
- Белка!! – чуть ли не в панике прохрипел Сириус, отодвигаясь к стене, будто белка могла оказаться бешеной и невзначай на него напасть.
Данное животное сейчас казалось настолько символичным, что Сириус даже перекрестился на всякий случай, всерьёз начиная переживать за свою нескромно расшатанную жизнью психику. Белка перебирала передними лапками, уютно усевшись на задние, и невозмутимо глазела на заключённого, будто ожидая от него чего-то.
Самым пугающим был тот факт, что Блэк умудрился разглядеть в жестах животного почти что человеческие повадки, когда она вдруг махнула лапкой, словно указывая в один из углов камеры. Сириус так и замер, не решаясь даже вздохнуть. Явно раздосадованная отсутствием реакции со стороны Бродяги белка махнула повторно и, когда реакции опять же не последовало, сама направилась в сторону угла. Приподнявшись на задние лапки, она в странном порядке начала стучать передними по кирпичам, и вскоре те, точно так же, как это происходило со стеной, пропускающей жителей Лондона в Хогсмид, разошлись в стороны, открывая проход. Совсем небольшой, и взрослый человек, даже такой исхудавший, как Сириус, ни за что не пролез бы. А вот собака…
Белка, протирая пыльный пол светлым, немного рыжеватым хвостом, снова подобралась поближе к Блэку и уже третий раз махнула в сторону угла.
- Ты… - начал было Бродяга, но явно не нашёлся, чего сказать. А ещё, собственный голос казался незнакомым, он и был незнакомым – охрипше-осипшие интонации никогда не слетали с этого языка, никогда не портили своим присутствием мягкий и уверенный баритон Сириус Блэка. По крайней мере, молодого и ещё не заключённого во внутреннюю клетку собственных страхов Сириус Блэка.
– Ты, - повторить удалось уже более уверенно, - очень странная белка!
И тут, как апофеоз всего происходящего, животное невозмутимо пожало плечами. Просто взяло и пожало своими покрытыми рыжеватой шерстью плечами, как это делают обычно люди, но явно не ослы, гуси, белки и прочая живность.
Ещё несколько минут они оба просто стояли и пялились друг на друга, видимо, ожидая каких-либо действий. Сириус не выдержал первым. В конце концов, он доживает остатки жизни в магической тюрьме, выбраться из которой в принципе невозможно (или же, не было возможно непосредственно до этого дня), в таком случае, почему бы не рискнуть?
Вопрос заключался в следующем – а сможет ли он спустя столько времени самостоятельно обернуться в собаку? Он уже и забыл, как это вообще делается. Впервые с того момента, как он оказался здесь, Сириус почувствовал что-то, кроме страха и ненависти. И этим «чем-то» было позабытое чувство предвкушения, которое возникало каждый раз, когда они открывали карту Мародёров, когда готовили очередную шутку, задумывали очередную шалость. И он будто снова почувствовал плечо Джеймса рядом со своим, ободряющую улыбку, которая всегда давала понять «у тебя всё получится, Бро, у тебя обязательно всё получится».
С первого раза не вышло, со второго, к сожалению, тоже. Но и он, и эта загадочная белка, казалось, могли дожидаться удачи вечно. Поэтому, когда ближе к вечеру, а может, ближе к утру (или это была ночь?) в камере исчез человек, и появился огромный чёрный пёс, можно было не сомневаться – у него всё получится. Обязательно.
В проём собака протиснулась еле-еле, а за ней следом тут же поспешила белка. Было тёмно настолько, что разглядеть собственные лапы казалось невозможным, поэтому Сириус шёл на ощупь, мысленно умоляя Мерлина о том, чтобы дорога не оборвалась внезапно, закончившись пропастью, ведущей к самому основанию тюрьмы. Дорога была неровной, с бесконечным числом выступов, с непривычки лапы очень скоро устали и начали болеть, но Блэк продолжал идти вперёд, хотя уже не чувствовал присутствия белки за своей спиной. Иногда дорога переходила в лестницу, а некоторые коридоры наверняка когда-то были «рабочей частью» тюрьмы и, со всей вероятностью можно было сказать, что по ним водили заключённых. Водили именно наверх, вниз спускали уже на носилках, а иногда и того хуже – в каких-нибудь мешках из-под еды, чтобы сбросить в воду, окружающую остров. От такой гуманности становилось не по себе, начинало мутить – хотя, мутить начинало скорее из-за долгого отсутствия еды в желудке.
Прошло, наверное, несколько часов, а намёка на выход впереди всё по-прежнему не было видно. Белка вполне могла оказаться одним из охранников, незарегистрированным, как и сам Блэк, анимагом, который просто решил поиздеваться – здесь это казалось вполне логичным и даже уместным. Лапы уже давно онемели и казались неживыми, Бродяга перебирал ими скорее по инерции, а каждый камень казался на удивление болезненным. Сейчас он не мог повернуть назад, потому что обратно он просто не дойдет – порядком ныла спина из-за непривычно долгого пребывания в образе собаки, мертвенно пересохло горло. Можно было идти только вперёд, пусть он и не знает, что там может ожидать его и ожидает ли вообще что-нибудь.
Когда лапы уже откровенно начали подкашиваться, Сириус услышал что-то, явно не похожее на тишину, привычно режущую слух уже несколько лет. Он замер, закрывая глаза и стараясь вслушаться получше. Сердце радостно подпрыгнуло и пропустило несколько ударов, отчаянно заполняя лёгкие необыкновенным ощущением счастья. Море.
Ещё несколько минут, и показались разбивающиеся о скалы тёмные, почти что чёрные волны. Боль в лапах таинственным образом куда-то отступила, и Сириус даже перешёл на бег. Здесь не было солнца, но от него сейчас лишь заболели бы глаза. Хватало и этого – воздух, самый настоящий, одурманивающий, опьяняющий, сводящий с ума, такой невозможный и, казалось, навсегда позабытый.
А из проёма сзади показалась белка. Надо же, он уже и забыл про неё. В лапках животное сжимало что-то очень крепкое, что-то, чего раньше совершенно определённо у него не было. Сириус подошёл поближе, и к его пока ещё лапам упала до боли знакомая волшебная палочка.
А белка юркнула куда-то, поспешно прячась за камни. И когда вероятность попасться на глаза миновала, белка соединила вместе пушистые лапки и приняла свой прежний облик. Светловолосого мальчика, который сейчас был доволен собой больше, чем когда-либо.
***
- Лил… Лил, проснись! – девочка сонно приоткрыла глаза, когда ладонь старшего брата легла на её губы. «Тшш» - он приложил палец второй руки к своим губам. Лили кивнула, мол «не буду визжать, не буду», и Джеймс убрал ладонь от её лица.
- Тапочки не забудь одеть, - шёпотом, чтобы родители не услышали, а Джеймс уже бесшумно двигался в сторону кровати Альбуса, на которой младший брат сонно и совсем по-детски спал, положив голову на сложенные лодочкой ладошки. По дороге обязательно нужно было наступить на писклявую розовую утку Лили, которая невиданным образом вместо положенного её места в ванной сейчас уютно занимала небольшой уголок возле кровати младшего сына Поттеров. Джеймс замер, посылая Мерлину мысленные молитвы о том, чтобы родители не услышали этой сигнализации представителей крылато-резиновых и не прибежали посреди ночи охотиться на каких-нибудь очередных злых волшебников, которыми папа с мамой просто бредили.
Со стороны коридора не послышалось никаких шорохов, а потому Джеймс аккуратно обогнул подлую утку и приблизился к сопящему Альбусу.
- Эл, подъём! – брат подвергся жестокой тряске за плечо, далеко не такой ласковой, как в случае с Лили. – Эээл, проспишь всё на свете, вставай!
Альбус приоткрыл один глаз, взглянул на Джеймса, как на врага всего человечества, и невозмутимо натянул на голову одеяло.
- Альбус! – заставить Джеймса отвязаться было миссией заранее обречённой на провал. Поэтому пролежав ещё несколько секунд под одеялом и имитируя тем самым протест, младший Поттер выудил на свет одну ногу, приземлил её на пол и принялся наугад отыскивать тапок.
- Как думаешь, далеко отсюда до Лондона? – Джеймс зажал губами сигарету, пытаясь прикурить её неудобной магловской зажигалкой. За тридцать лет существования без волшебной палочки к данному приспособлению он так и не смог привыкнуть.
- Ну, уж точно дальше, чем от Хогвардса до Аляски, - ухмыльнулся Блэк, закатывая рукава клетчатой рубашки. Той самой, которую когда-то презентовал Джеймс, которая утерялась в лесу во время очередного полнолуния, но так кстати нашлась ЗДЕСЬ.
Помнится, когда-то они всерьёз думали над тем, чтобы рвануть до Аляски на фестралах. Тогда эта идея не казалась им такой уж безумной, впрочем, безумной она не казалась им и сейчас.
Джеймс сидел на облаке, свесив вниз скрещенные ноги, и с упрямством молодого барана пытался побороть зажигалку, в которой, кажется, даже газ кончился несколько лет назад. Сириус сидел рядом, натягивая струны своей новой теннисной ракетки, хотя те и так были натянуты до предела. Вчера вечером он несколько часов подряд расхваливал Джеймсу данный предмет, а тот просто невозмутимо слушал, периодически понимающе кивая, хотя на теннисные ракетки ему было, мягко говоря, плевать. А вот чёртова зажигалка…
- Ну что, Блэк, готов к реваншу? – светловолосому мальчишке, вдруг возникшему из ниоткуда, чьи щёки сейчас были украшены «боевыми» полосками тёмно-зелёного цвета, так и не суждено было когда-либо повзрослеть. Может, Вселенная когда-нибудь и состарится, но младший и самый избалованный племянник Создателя никогда не узнает на собственном опыте, что такое «переходный возраст» и чем же он так страшен для мальчиков.
Сириус поднялся на ноги и с видом профессионала подбросил вверх ракетку. Та несколько раз перевернулась в воздухе, после чего приземлилась обратно в ладонь Бродяги, отчего самолюбие последнего, кажется, увеличилось вдвое.
- Победить тебя? Естественно, - Сириус самодовольно ухмыльнулся и перепрыгнул на соседнее облако, увеличивая дистанцию между собой и своим будущим соперником. Соперник так же не заставил себя долго ждать и, придерживая рукой сумку со звёздами, чтобы не рассыпались, переместился на несколько метров подальше. Стянув свой сундук, очень похожий на те, что носят почтальоны, мальчик достал оттуда одну звезду (с самого верха, чтобы не было чересчур горячей), достал оттуда же свою ракетку и принял во всех смыслах боевую позу.
- Готовься, Бродяга, тебя ожидает самая позорная игра за все твои пятьдесят пять лет!
- Пятьдесят четыре и не годом больше, - а здесь на небе им по-прежнему двадцать.
И вот, игра началась.
- Ого, Джеймс, смотри какая яркая! – Лили вытянула палец вперёд, но Джеймс, даже если бы очень хотел, не угадал бы, на какую именно звезду указывает сестра, потому что та сидела у него на спине из-за утери тапок где-то в недрах комнаты. Вся троица младших Поттеров сейчас стояла на крыше, натянув халаты поверх пижам, и разглядывала усыпанное звёздами небо. То тут, то там загоралась новая, и дети восхищённо разглядывая небосвод, не решаясь лишний раз произнести и слова.
А когда там наверху наконец зажглась проклятая зажигалка, и человек, которого стоящая на крыше троица могла бы с гордостью называть «дедушкой», а будучи постарше и с дружелюбной издевкой «дедуля», затянулся, наполняя лёгкие дымом, с неба белоснежным снегом посыпался пепел его сигареты. Лондон никогда до этого дня не покрывался снегом так рано, он вообще не был любителем покрываться снегом – ох уж этот дождливый Лондон. Холодные промозглые улочки, которые, кажется, и сами были бы рады завернуться в тёплый плед у камина, мосты и тротуары, по которым можно бежать, задыхаясь от морозного воздуха, и заливаться не по-осеннему тёплым смехом, перепрыгивая через лужи. А ещё вопить «быстрее, Сохатый, быстрее» и торопиться в Хогсмид, чтобы не поймали преподаватели и не влетело за трансгрессию.
Лондон это не город, это большой сонный ребёнок, которого охраняют там наверху навечно юные Сириус Блэк и Джеймс Поттер, а ещё светловолосый мальчишка с сумкой звёзд, как Питер Пен, не знающий, что такое «взрослеть». Да и зачем ему это, если впереди ещё столько интересных игр.
А дети, стоящие на крыше, обязательно подрастут. Тогда уже за Лондон можно будет не переживать, потому что эти трое способны на многое. А «дедушка» Джеймс смотрит сверху, теперь спокойный и равнодушный ко всему, и улыбается, иногда поглядывая на новое поколение.
- Блэк, отдавишь мне руку – превращу в пета.**
- Ну-ну, мистер Суровость. Смерть явно не пошла тебе на пользу, - запыхаясь, поспешно отчеканил Сириус, пробегая мимо и отбивая куда-то в сторону очередную звезду, служащую теннисным мячиком.
Когда они играют, облака ходят ходуном. Периодически звёзды падают вниз, и живые загадывают свои желания, а потом наверху кто-нибудь обязательно должен их исполнить – такая уж задача у «небесной канцелярии». Пока ты жив, ты загадываешь желания, стремишься к своей мечте, покоряешь Эверест или пускаешься в подводное плавание, а наверху, где сам по себе теряется счёт времени, кто-то тщательно следит за тобой. Потом ты умираешь, и если, как выражается Сириус, «к твоей заднице не прицепят хвост и рога не прорежутся сквозь черепную коробку», билет наверх тебе обеспечен. А тут только и остаётся, что исполнять чужие мечты да играть звёздами в теннис.
- Эй, Звёздочёт, не оступись, - предупредительно крикнул Бродяга, когда противник воспарил над пропастью, замахиваясь, чтобы отбить блэковскую подачу. Впрочем, было уже поздно.
- Не оступлююууу… - только и оставалось услышать Джеймсу и Сириусу, провожая Звездочёта восхищённым взглядами.
- Как летит, эх, - произнёс Поттер, в последний раз затягиваясь сигаретой и выбрасывая её вниз, тем самым в очередной раз нарушая правила – бросать что-либо вниз настрого запрещалось. Так настрого, что даже профессор МакГонагалл могла бы потягаться с этой строгостью.
- Мда. Опять нам всю ночь за него звёзды развешивать. Лоботряс, - последнее слово из уст Бродяги звучало скорее издевательски, хотя, наверняка, несло в себе несколько другой смысл.
А Звездочёт всё падал и падал…
- Ничего себе!
- Вау…
- Загадывайте желания быстрее, пока не упала…
____________________________________________________________________________________________________
* - фраза из альбома Gillia "Человек на луне", под который всё это дело и писалось.
** - выражения, часто употребляемые игроком Джеймсом Поттером.
@темы: [зарисовки чёрных кнопок по белому Word'у], [little miss Sunshine], [with tangerine trees and marmelade skies], [поттер, поттериана, мама Ро]
-
-
03.02.2009 в 21:19я даже думаю, что мой каммент портит общий эффект от самого поста из-за словесной неполноценности, коей я страдаю каждый раз, когда не могу описать свои ощущения ^^
-
-
03.02.2009 в 21:37главнаэ, что понравилось ^^
-
-
03.02.2009 в 23:41А про Азкабан ..о_О я ээ..каг-то не по себе, мне же еще сидеть...аааааа
-
-
03.02.2009 в 23:52все там будем х))
-
-
04.02.2009 в 11:42-
-
04.02.2009 в 14:47ну ты откинешься, да, это печальнее =Ъ
-
-
04.02.2009 в 15:20-
-
04.02.2009 в 15:59не ворчи.
-
-
05.02.2009 в 12:55-
-
05.02.2009 в 15:44можешь похвалить или поругать, та