Stiles-Stiles-Stiles

вот эта просто описывает всю мою бытовую жизнь как она есть =/

---

внизапна! я написал говнооднострочник по ГК хд

Пишет  Бумажный кораблик:

20.03.2012 в 18:59

ау, вышел стеб, хотя не хотелось =/
автор наивно надеется, что ситуация переросла в бурные отношения хд очень интересные кстати, по крайней мере, в моей голове
и да, не бейте меня, если чо хд

Все началось со школьного задания – блядское школьное задание. Одно из тех, которые дают дошкольникам и девчонкам, и, конечно же, Рэю, мать его, Персону, потому что ещё не осталось в этой просыревшей клоаке преподавателя, который не втоптал бы его в дерьмо на глазах у всей старшей школы.
- Закончишь письмо - отправишься домой. Три листа минимум. И не смей дурить мне голову, ясно? - мистер Коулсон резко развернулся на каблуках своих лакированных ботинок (вот ведь пидарас несчастный) и вернулся за преподавательский стол.
Рэй сопроводил ублюдка средним пальцем и взглянул на бумажку с именем. "Сержант Брэд Колберт".
Зашибись просто. Косяк за школой раскуривали всей компанией, а честь поиграться в Уолта Уитмена выпала ему исключительно.
- Персон, приступай.
Под тяжелым взглядом преподавателя Рэй пододвинул к себе один из девственно-белых листов А4, сложил его пополам и взял в руки карандаш.
Ну и что, спрашивается, он должен написать этому таинственному мужику из Ирака? "Спасибо, что прикрываешь наши жопы, пока мы тут нихера не делаем"? "Привет, меня зовут Рэй, как там дела под горячим солнцем Багдада?" или, может, нечто вроде: "Ну и херовое же у тебя положение, парень"?
Персон оторвал лицо от листка и мельком взглянул на учителя. К счастью, внимание оного уже давно переключилось на вид из окна. Рэй ухмыльнулся, довольный сложившимися обстоятельствами, облизнул кончик карандаша и приступил к написанию. Поддержать солдата? Ну что же, он поддержит.
"Брэд.
Ты - сержант морского флота США, застрявший так далеко от родины, что твоя тоска по ней, должно быть, превышает жажду к кровожадным убийствам и нужду в сексе..."
Идея, возникшая в чернявой голове Рэя Персона, как правило, прожигала в нем дыру изнутри, если он не воплощал её в реальность немедленно. Вот и сейчас развлечение в виде порнушного письма на другой континент показалось третьекурснику таким заманчивым, что он накатал целых пять страниц. Таинственная "R.P." писала о том, как её тело изнывает от желания отдаться такому вот герою отечественных просторов; как тяжело ей справляться с одиночеством и как хотелось бы повстречать, наконец, настоящего мужчину, который "вошел бы в её лоно со всей страстью морского пехотинца".
Сдерживая периодические приступы неконтролируемого ржача, Персон перечитал свое творение, добавил сердечек вместо точки над буквами "i" и аккуратно сложил листки в бледно-зеленый конверт. Он мог представить себе этого неизвестного "Брэда Колберта" - лишенного мозгов качка под два метра ростом - и его стояк, вызванный долгим воздержанием и приторно-сладким слогом самого Персона.
- Я закончил!
Через некоторое время пришел ответ. Не сразу, но достаточно быстро, учитывая, что о вероятности ответа Рэй даже не подозревал. Мистер Коулсон вручил ему смятый конверт сразу после химии, выловив посреди коридора, когда Рэй пытался выбить сигарету у кого-нибудь из черлидерш.
- Стоит заметить, Персон, я несколько удивлен, - добавил преподаватель. - Ты первый, кому пришел ответ от наших военных сил. Что ты написал в своем письме?
- Ничего особенного, - меланхолично заметил Рэй, сдерживая усмешку, - я проявил должное сострадание, которое способен проявить только мужчина по отношению к другому мужчине, застрявшему на войне.
Лицо Коулсона вытянулось, приобретая сходство с вареной форелью. Мыслительные процессы взяли старт, пытаясь определить, говорит Персон всерьёз или откровенно издевается. Рэй поспешил воспользоваться подобным положением вещей, положил врученное письмо во внутренний карман куртки и торопливо свалил подальше.
По расписанию у них была физкультура, которую Персон прогуливал с завидной регулярностью. Нелюбовь к командному спорту была у него в крови - ещё с деда, который в приступах шизофрении обстреливал солью играющую в бейсбол молодежь на спортивной площадке.
Сейчас на лестнице парадного входа школы не было ни души, даже посеревший от изнуренной работы дворник глушил своё вонючее пиво, предусмотрительно заперевшись в подсобке, поэтому Рэй обосновался на одной из верхних ступенек и поспешно развернул конверт.
Почерк сержанта Брэда Колберта оказался аккуратным и сдержанным, как будто в армии их даже писать заставляли по определенным стандартам. Рэй вперил лихорадочный взгляд в ровные округлые буквы, торопливо пробегая глазами первые два абзаца.
Колберт писал о том, что ему и вправду не хватает родины, но секса, всё-таки, не хватает намного больше. О том, что будь он сейчас в Канзас-сити, незамедлительно пришел бы составить компанию таинственной незнакомке и - пусть не сомневается - страсти морского пехотинца в нем больше, чем предостаточно. Подробностей предполагаемой встречи было столько, что Рэй даже выяснил длину и ширину члена Брэдли Колберта чуть ли не в сантиметрах.
- Дрочила, - ухмыляясь, прокомментировал Персон, дочитав до финального абзаца.
Уже потом он заметил, что чуть не пропустил небольшую приписку в самом конце, обозначенную постскриптумом.
"Кстати, парень, R - это сокращенно от Роберт?"

URL комментария

@темы: Science Fiction/Double Feature

---

Набоков, уот из вронг уиз ю?

---

все хотят оставаться собой, быть собой или по крайней мере стремиться к этому, хотя бы косвенно.
а между делом, этот "собой" - ещё тот кусок говна =/

---

оооолрайт.
май бади из реди =/

---

чего мне не дано понять, так это какого дьявола наш преподаватель испанского считает, что мы заинтересованы в политике
выбрать и представить одного из кандидатов в Князья Тьмы, учитывая, что вот конкретно я, например, даже по-русски этого сделать не в состоянии, задание весьма и весьма творческое
честно сказать, я бы лучше кроссвордики порисовала. или чем там ещё мы в пятом классе по английскому занимались? это мой дом, а это моя семья, у меня есть собака и рыбка и зеленый забор
но эта политическая чухня просто вне моего понимания. díme ¿por qué?

---

я решила собрать свои однострочники
на долгую память, а то все руки не доходят
апд. кстати, когда они вот так вместе, сразу все мои клише как на ладони блин =/

Хэнк Маккой/Банши. Воспитательная беседа на важные для подростка темы.

444 слова.

Когда Чарльз Ксавье открывает дверь лаборатории, Хэнк как раз глухо вскрикивает, хватаясь за край столешницы, и инстинктивно зажмуривается. Опешивший профессор уже готов ринуться на помощь, какая бы беда не случилась с его потенциальным учеником, но внезапно замечает лохматую макушку Шона, выглядывающую из-под стола лаборанта.
- Ох, чёрт! – ругается МакКой, замечая остекленевшего Ксавье на пороге своей лаборатории и откровенно развеселившегося Эрика за его плечом. «Блеск» - думает про себя Хэнк, судорожно застёгивая брюки и пытаясь выпихнуть негодующего Банши из-под стола.
- Да в чём дело?! – ворчит Кэссиди и чисто ради удовлетворения пихает Хэнка в ответ. После подобной услуги он ожидал фанфар, восхищённых вздохов, жарких поцелуев или хотя бы благодарно-стыдливого «спасибо», но уж точно не получить звериной ногой по рёбрам.
- Вы-ле-зай, - одними губами произносит Хэнк, и его панический взгляд заставляет Банши последовать совету.
Впрочем, Шон тут же об этом жалеет.
В дверях, растеряв остатки тактичности, стоят Чарльз и Эрик. Ксавье выглядит удивлённым и смущённым одновременно, а Леншерр еле удерживается, чтобы не засмеяться в голос.
Кэссиди смущённо вытирает губы – мало ли что – и застёгивает рубашку.
- Доброе утро, - говорит он, прерывая неловкую паузу.
***
Вечером Чарльз собирает Шона, Хэнка и Эрика в одной комнате. Без последнего можно было бы и обойтись, но Леншерр нужен ему в качестве опытной моральной поддержки, потому что подобные разговоры Ксавье ведёт впервые в жизни.
- У нас возникла ситуация… - нерешительно начинает профессор, и Эрик шумно давится смехом, потому что более нелепого определения для секса ещё не слышал. Ксавье посылает в него яростный взгляд, и возвращается к затеянному разговору. – Так вот, ситуация, которая является последствием становления мальчика взрослым юношей…
Термины, которые использует Чарльз, делают весь этот сумбурный, затянувшийся почти на час разговор ещё более неловким. И Хэнк, и Банши уже жалеют, что не сделали себе собственный ключ от лаборатории, а Эрик – что поддался на уговоры и пришёл на этот вечер родительских лекций.
-..В следствии этого могут стать опасными распространения…
- Короче, - наконец прерывает Ксавье Магнето, и подростки заметно оживляются. – Чарльз хочет сказать, что главное в сексе – контрацепция, поэтому… - Леншерр встаёт с кресла, подходит к выдвижным полкам и вытаскивает оттуда несколько небольших пачек смутного содержания. – Гондоны, друзья мои, спасут мир. Держите и больше не попадайтесь.
***
- Самые неловкие сорок минут в моей жизни, - ворчит Хэнк, когда они с Банши спускаются на первый этаж.
- Могло быть и хуже. Представь, если бы он вдруг достал огурец со словами «А сейчас мы прибегнем к практике», - ухмыляется Кэссиди, перепрыгивая через две ступеньки.
МакКой пожимает плечами и вытаскивает из кармана щедро врученную Эриком коробочку.
- А сейчас, - один в один копируя интонации Чарльза, - мы прибегнем к практике.
Банши ухмыляется ещё шире и заталкивает МакКоя в ближайшую спальню.

Хавок/Банши. Застрять на ночь в лифте, проболтать всю ночь и признаться друг другу во взаимной симпатии. Развитие событий на усмотрение автора.

Слов: 499

- Почему бы не поорать в лифте? – проворчал Саммерс, прикидывая в уме, не скомпрометирует ли он себя, если завтра утром его найдут с обгоревшим рыжеволосым скелетом.
Скелет – пока ещё обтянутый поджарой плотью – неуверенно пожал плечами.
- Я хотел выяснить, можно ли ускорить лифт при помощи звуковых волн.
- И как? Удачно?
Идея уложить детей спать и устроить всем почти-преподавательским-составом небольшой междусобойчик резко перестала казаться привлекательной – вся школа видела десятый сон, а споенный в никуда профессор Ксавье был занят у себя в спальне ментальной связью с Магнето, соответственно, помощи ждать было неоткуда.
Стоит признать, знай Банши заранее, что Алекс будет ворчать, как базарная бабка, на протяжении почти двух часов – никогда бы не провернул трюка с лифтом. Нет, он, конечно, был реалистом и вовсе не ожидал, что Саммерс тут же предложит заняться сексом в лучших традициях немецкого кинематографа, но на душещипательный разговор искренне надеялся. Очень искренне. Шону буквально виделось, как Алекс наконец расскажет ему историю своего детства.
Почему-то, детство Саммерса в фантазиях Банши выглядело как жестокие пытки инквизиции в каком-нибудь гетто-районе с повышенной преступностью, где Алекса регулярно избивали и мучили, а ради куска хлеба ему вообще пришлось заняться проституцией – за что он в последствии и попал в колонию, где, впрочем, пытки лишь усугубились, да настолько, что Хавоку пришлось потребовать личную камеру.
Кэссиди готов был выслушать всё это с героической физиономией спасителя и даже проработал тактику успокоения Алекса, если тому вдруг взбредёт в голову расплакаться у Банши на плече.
К несчастью, до состояния «расплакаться-у-Банши-на-плече» было ещё далеко, а вот нечто вроде «оторвать-Банши-его-рыжую-башку» грозило наступить в ближайшие полчаса.
- Потрясающе, Кэссиди, очень в твоём стиле. Знаешь, мне кажется, сколько бы не…
- Ты мне нравишься.
- …удач ты не пережил, с каждым разом тебе удаётся сделать всё только хуже…Прости?
- Ты мне нравишься, Алекс.
Вот он, момент истины. Теперь ему сломают нос, пару конечностей и рёбра – вполне возможно – так же не обойдут стороной.
Шон опустил взгляд, чтобы только не смотреть на ошеломлённую физиономию Саммерса, сидящего напротив, и приготовился к встряске. Помоги ему Всемогущий – ради такого он даже готов вспомнить парочку-другую молитв.
- Ты серьёзно? Вот так просто? Нравлюсь и всё? – вопреки ожиданиям, голос Алекса не звучал издевательски. Недоумённо, неуверенно, настороженно – но только не издевательски.
- И всё, - согласился Банши, напряжённо выпрямляя спину.
- Мм…Ты тоже, - хмуро заметил Алекс, поджимая губы.
- Я тоже?
- Ты мне тоже нравишься.
Банши удивлённо вскинул голову.
- Ты уверен?
- Более чем.
- Ага…может теперь…эээ…ну… - «поцелуемся, Шон, это слово звучит как «поцелуемся» - ну это…
- Да, наверное. Ты или я?
- Давай ты.
Хавок кивнул и придвинулся ближе, фокусируя напряжённый взгляд на бледных губах Банши. Впервые в жизни поцелуй казался ему такой непреодолимой сложностью.
Секунда – и Кэссиди сам коснулся губ Алекса. Мягко и очень осторожно, будто всё ещё опасаясь внезапного хука слева, но Саммерс не дал ему отстраниться, притягивая к себе за шею.
К утру выяснилось, что детство у Алекса прошло в Коннектикуте, мать его была библиотекарем, а в тюрьму он попал за случайный поджог заброшенного дома. И целуется он, кстати, до одурения.

Хавок/Банши. Шон напевает песню Битлз, меняя her на him, подходит Алекс и интересуется о ком песня. Романс.

500 слов

закаааазчик, простите меня заранее. Не фанат Битлз, поэтому с трудом вообще откопал нечто подходящее, так что исполнение, вероятно, отличается от желаемого

Эта была одна из многочисленных песен The Beatles и, вообще-то, для медленного танца она подходила смутно, но Банши собирался с мыслями весь вечер и вот-вот мог упустить свой последний шанс.
В гостиной полчаса назад повисло то сонное состояние, которое наступает после бурной вечеринки, когда лишь самые стойкие остаются просиживать штаны у мини-бара, да и те готовы вот-вот разойтись по своим спальням.
Вошедший в число самых стойких, Кэссиди стоял у окна и не сводил внимательных глаз с лениво расположившегося на диване Саммерса, что-то втолковывающего глубоко пьяному Хэнку. Шон считал про себя до сорока уже седьмую песню подряд, каждый раз давая себе негласное обещание: на тридцати шести он, наконец, тронется с места; на тридцати восьми, естественное, подойдёт к Алексу; на сорока, без всяких сомнений, произнесёт эти три простых слова: «Потанцуй со мной».
На первый взгляд, ничего сложного – и всё же он до сих пор тут, в своём безопасном уголке, пропустив Элвиса, The Kinks и трижды прокрученную «Stay with me baby», вызывавшую у Шона внезапный паралич всех мышц, отвечающих за речь и передвижение.
Хавок не был глубоко сентиментальной личностью – это Банши хорошо усвоил за те два месяца, что они провели вместе, шифруясь от окружающих всеми возможными способами – но в каждых отношениях наступает момент, когда одной из сторон нужно сделать шаг вперёд, чтобы обоим в итоге не пришлось отползать назад. Кэссиди догадывался, что сам Алекс, несмотря на свою браваду и излишнюю крутость, никогда не спустится к завтраку со словами «кстати, ребятки, мы с Шоном встречаемся и наконец решили вас проинформировать» - да впрочем, ирландец и сам не был готов к такому размашистому жесту искренности.
Но доходчиво намекнуть, хотя бы таким странным способом, хотя бы оставшимся здесь сегодня Хэнку и Мистик - было необходимо, поэтому Шон глубоко втянул ртом воздух и уже было сделал шаг вперёд, как музыка резко сошла на нет – песня оборвалась, и старенький магнитофон со скрипом зажевал плёнку.
Банши ощутил себя глубоко несчастным. Вселенская справедливость, конечно, никогда особо не баловала его своим вниманием, но сегодня из солидарности могла бы и сжалиться.
- Ну и к чёрту, - хмуро заметил Кэссиди и плюхнулся в ближайшее кресло. Груз необходимости совершить что-то очень трудное моментально испарился, но настроение от этого отнюдь не улучшилось. - Well, she was just 17, you know what I mean… - похоронным голосом пропел Шон, поднимая взгляд на Алекса.
Саммерс сделал то же самое и посмотрел на Шона привычными смешливыми глазами, от которых у Кэссиди каждый раз сводило между лопатками. - And the way he looked was way beyond compare…
Хавок поднялся на ноги и пересёк комнату.
- Что это ты тут поёшь?
- Ээээ…Это Битлз.
- Ну да, конечно, - Саммерс улыбнулся и протянул Шону руку.
Кэссиди несколько стушевался – если он правильно понял, Алекс только что сделал то, на что самому Шону весь вечер не хватало смелости. Сделал то, для чего им необходима была музыка.
- Забей на неё, - посоветовал Хавок, считывая немой вопрос по веснушчатому лицу.
Шон кивнул и сжал ладонь Алекса.

…my heart went "boom," when I crossed that room, and I held his hand in mine...

Алекс/(|) кто угодно. Про осознание гомосексуальности.

Слов: 497

Вот уже третью ночь подряд ему снится Эрик.
Снится обнажённая спина Леншерра, его сильные руки, насмешливо сведённые брови, умелые губы и что-то пошлое на немецком.
В итоге Алекс чувствует себя персонажем «Улицы Вязов» - он старается не спать абсолютно, но в какие-то неуловимые моменты просто закрывает глаза и проваливается в забытье. Реальность приходит к нему тяжёлым грузом возбуждения, страха и ненависти к себе.
Саммерс помнит, как впервые познакомился с этим чувством - с глубоким накатывающим отчаянием и желанием избавить себя от себя же. Помнит, как чуть не убил юную девушку, столкнувшись с ней в парке однажды вечером, помнит испуганные голубые глаза, мучительные крики и с трудом подоспевшую скорою, помнит ожоги третьей степени и рыдающую мать пострадавшей – так, словно это было вчера.
Ему понадобилось несколько лет, чтобы научиться воспринимать свои способности как должное.
И вот это произошло снова, и несмотря на таблетки снотворного, выматывающие тренировки и успокаивающую музыку, Магнето продолжает навещать Алекса в порнографических снах, доводя его до ослепляющего возбуждения, заставляя стыдливо мастурбировать, уткнувшись носом в подушку, сжимая губы, чтобы не застонать, с единственной мыслью – пожалуйста, пусть это в последний раз, пожалуйстапожалуйстапожалуйста.
Однажды ночью он спускается на первый этаж, чтобы выпить чего-нибудь градусного – у Чарльза гигантская коллекция вин, виски, коньяка, текилы и даже абсента.
На кухне – ну конечно же – освещаемый одним лишь фонарём, сидит Леншерр.
- О нет, блять, правда, это уже не смешно… - устало ругается Хавок, замирая на пороге. – Свали куда-нибудь, ради всего святого, дай хоть напиться во сне по-человечески.
Алекс вздыхает, чувствуя во всём теле непреодолимую усталость, и подходит к маленькому бару, абсолютно игнорируя удивлённый взгляд Эрика.
- Ты охренел что ли, Саммерс? – спрашивает Магнето, когда, наконец, отступает волна негодования.
Хавок игнорирует и это, достаёт бутылку чего-то крепкого – в темноте почти не видно, но Алексу всё равно: если он спит, то качество алкоголя значения не имеет.
- Выпьешь со мной? – для того, чтобы предложить выпить ночному ведению, особой храбрости не надо. Попробуй он выдать нечто подобное в реальности – наверняка получил бы по шее.
- Ну давай, - откровенно забавляясь происходящим, соглашается Леншерр, забирая бутылку у Саммерса из рук и разливая содержимое по стаканам.
Они выпивают по одной, второй, третьей, и Алекса будто бы отпускает. В этом сне его, кажется, не собираются соблазнять, и от подобного даже дышать легче.
- Знаешь, когда ты не трахаешь меня, с тобой даже можно общаться, - внезапно говорит Саммерс и делает ещё один жадный глоток.
- Не трахаю? – уточняет Эрик, повторяя действие собеседника.
- Именно, - соглашается Алекс, - ну знаешь, как в той тысяче снов, что я уже посмотрел с твоим участием. Этот пока лучше всех.
- Мм, - Леншерр понимающе кивает головой и отставляет бутылку. – Давай спать что ли.
- Я не против.
Они разбредаются по своим спальням, и Алексу кажется, что впервые за несколько недель у него всё в порядке.
Спускаясь утром на завтрак, он раз за разом воспроизводит вчерашний сон. Всё уже не кажется таким беспросветным – вот только Леншерр как-то хитро ухмыляется, голова раскалывается от похмелья, а на подставке возле раковины стоят два чисто вымытых стакана.

Алекс\Шон. Танцевать танго. Алекс в костюме, Шон надевает платье.

Слов: 485

- С днем рождения, - Рейвен целует в щеку и улыбается так, будто только что подарила ему изумительную тачку последней модели. Кожаные сидения, переливающийся на солнце цвет, мощный мотор и воплощение любой мальчишечьей мечты – кусок сплавленного железа на четырёх колесах.
Всё, что получает Хавок на свой представить-трудно-уже-двадцать-первый день рождения – это Шон. Шон, который, к слову, и так в его, Алекса, полном распоряжении. Шон, который, в общем-то, мог подарить намного больше, если бы Даркхолм не влезла со своими навязчивыми идеями прожженной жизнью извращенки.
Алекс вспотевшими пальцами поправляет галстук и собирает все свои мысли в нахмуренной переносице. Ему хочется избежать этой ситуации, потому что он чувствует себя неловко сразу за двоих: за себя, и за Шона, который вот-вот должен переступить порог этой комнаты в весьма компрометирующем виде.
Хавок пообещал себе не заржать в самый ответственный момент и не отдавить Банши все ноги, но глубокое предчувствие пиздеца не покидает вот уже дай бог минут сорок.
Что ему делать с парнем в платье? Нахрена вообще ему парень в платье?
Рейвен проворачивает ручку и открывает дверь. Алексу кажется, что он только что умер.
В общем-то, ваш двадцать первый день рождения – совсем не то время, когда вы хотите обнаружить в себе фетиш к мужикам в платьях. Но Алекс обнаруживает, причем так явно, что готов завалить Кэссиди на ближайшем столе.
Он шумно сглатывает, чувствуя, как под кожей наждаком проходит кадык, словно эта часть организма внезапно стала инородной. Алекс смотрит на Шона и не может соединить нижнюю челюсть с верхней. Кажется, ему действительно дурно.
У Кэссиди взлохмачены волосы и красная помада на губах. Вопреки ожиданиям, Рейвен не напялила на него одно из своих вечерних платьев – те, что чуть выше колена, в блестках или безлико-чёрные. На Шоне туго затянутый бордовый корсет с темными оборками, мелкими бантами и какой-то ещё ерундой; несколько коротких пушистых юбок из чёрного шелка, собранных так высоко, что ноги кажутся удлинёнными вдвое; чулки с подвязками и туфли с закругленным мысом. Каблук такой высокий, что Кэссиди слегка пошатывается даже на ровном месте и, кажется, вот-вот упрется затылком в потолок.
- Тебе пора, Рейвен, - произносит Шон, и девушка тактично захлопывает за собой дверь.
Алекс ослабляет галстук и подходит ближе, по дороге включаю музыку. Кто-то с надрывом поёт по-французски, и Хавок давит улыбку. Банши делает тоже самое – потому что, чёрт возьми, эта самая идиотская ситуация за всю историю их отношений.
За всю историю отношений в принципе.
- Мадам, - Алекс кланяется, хотя в этом нет смысла – Шон даже без каблуков выше почти на голову.
- Сэр, - Банши изображает неумелый реверанс и протягивает руку.
Хавок чувствует себя всемогущим, и целует протянутую ладонь – его леди тут же заливается румянцем. Он хватает Кэссиди за талию, и они чёрти как кружат по комнате, наступая друг другу на ноги и уже представляя, как круто будет стянуть с Шона его позаимствованное шелковое белье .
Музыка разбивает стекла и нервы, и Алекс думает, что на подобное можно было согласиться только под кайфом от чего-нибудь сильного.
От Шона Кэссиди, например.

@темы: Science Fiction/Double Feature

---

иногда бывает такое, что пишется. ну, вот садишься ты на свой стульчик, завариваешь чашку чая, заваливаешь окружающее пространство мыслями, идеями, фразами и словами, тонешь в них, как в глубоком колодце - и прямо оттуда дотягиваешься до клавиатуры ради пары убогих, но удовлетворяющих зарисовок. На тот момент они тебе, конечно, убогими не кажутся, но потом, спустя какое-то время, перечитав всё это добро, ты просто не можешь удержаться от добротного такого фейспалма.
а в общем-то, бывает и так, что не пишется. ты не садишься на стульчик и никаких идей, в голове девственно-пусто и с этим все ок. мир вокруг тебя в достаточной гармонии, чтобы можно было обойтись без излишнего сотрясания воздуха.
и есть ещё третья ситуация. она, в целом, самая сложная. есть возможность, есть желание, есть даже какие-то мысли, весьма абстрактные и хаотичные, но всё-таки есть, и хочется их выпустить, потому что ощущается откровенный переизбыток вот этого вот самого "чего-то". я не могу это внятно описать, но чуваки, у которых когда-либо чесались руки, скорее всего меня поймут. кажется, будто отточенная система слетела в голове. каждая строка кажется невнятной, путанной и непривлекательной, и это просто отвратительно, потому что сориентироваться в такой ситуации невозможно вообще.

вроде и пейринги есть постоянные, и даже ситуативные действия уже продуманы, а нибуя. что за напасть =/ выспаться что ле
и дабы покрыть весь этот нудеж, вот тут яких красочных товарищей я обнаружила на досуге.

---

очень большая цитата о том, как нужно себя вести по жизни
не даёт мне покоя вот уже третий день

- Давайте-ка еще раз, - говорит Макмерфи. - Посчитаем, сколько
будут голосовать за меня, если я опять попрошу включать телевизор днем?
Примерно половина острых кивают: да - но голосовать будут,
конечно, не все. Он снова надевает шапку и подпирает подбородок обеими
ладонями.
- Ей-богу, не понимаю вас. Хардинг, ты-то чего косишь? Боишься,
что старая стервятница руку отрежет, если поднимешь?
Хардинг вздергивает жидкую бровь.
- Может быть. Может быть, боюсь, что отрежет, если подниму.
- А ты, Билли? Ты чего испугался?
- Нет. Вряд ли она что-нибудь с-с-сделает, но... - Он пожимает
плечами, вздыхает, вскарабкивается на пульт, с которого управляли
душами, и садится там, как мартышка, - просто я думаю, что от
голосования н-н-не будет никакой пользы. В к-к-конечном счете.
Бесполезно, м-мак.
- Бесполезно? Скажешь! Да вам руку поупражнять - и то польза.
- И все-таки рискованно, мой друг. Она всегда имеет возможность
прижать нас еще больше. Из-за бейсбольного матча рисковать не стоит, -
говорит Хардинг.
- Кто это сказал? Черт, сколько лет я уже не пропускал финалов.
Один раз я в сентябре сидел - так даже там позволили принести телевизор
и смотреть игры: иначе у них вся тюрьма взбунтовалась бы. Может,
вышибу, к черту, дверь и пойду куда-нибудь в бар смотреть игру - я и
мой приятель Чесвик.
- Вот это уже соображение по существу, - говорит Хардинг и бросает
журнал. - Может быть, проголосуем завтра на собрании? "Мисс Гнусен,
вношу предложение перевести палату en masse [целиком (франц.)] В "Час
досуга" на предмет пива и телевидения".
- Я бы поддержал предложение, - говорит Чесвик. - Правильное,
черт возьми.
- К свиньям твои массы, - говорит Макмерфи. - Мне надоело
смотреть на вас, старушечья рота; когда мы с Чесвиком отвалим отсюда,
ей-богу, заколочу за собой дверь. Вы, ребятки, оставайтесь, мамочка не
разрешит вам переходить улицу.
- Да ну? В самом деле? - Фредриксон еще раньше подошел к Макмерфи.
- Прямо высадишь своим большим башмаком эту дверь, настоящий мужчина?
О-о, с тобой шутки плохи.
Макмерфи почти и не взглянул на Фредриксона: он знает, что
Фредриксон может корчить из себя крутого парня, только крутость с него
слетает при малейшем испуге.
- Так что, настоящий мужчина, - не унимается Фредриксон, -
высадишь дверь, покажешь нам, какой ты герой?
- Нет, фред. Неохота портить ботинок.
- Вон что? А то ты очень развоевался - так как же ты вырвешься
отсюда?
Макмерфи оглядывает комнату.
- Ну что, если захочу, возьму стул и высажу сетку из какого-нибудь
окна...
- Вон что? Высадишь, да? Раз, и готово? Ну что ж, посмотрим.
Давай, герой, спорю на десять долларов, что не сможешь.
- Не утруждай себя, мак, - говорит Чесвик. - Фредриксон знает, что
ты только стул сломаешь и окажешься в буйном. Когда нас сюда перевели,
нам в первый же день продемонстрировали эти сетки. Сетки эти не
простые. Техник взял стул вроде того, на котором ты ноги держишь, и
бил, пока не разбил стул в щепки. На сетке даже вмятины хорошей не
сделал.
- Ладно, - говорит Макмерфи и опять озирается. Вижу, что его это
задело. Не дай бог, если старшая сестра подслушивает: через час он
будет в буйном отделении. - Нужно что-нибудь потяжелее. Столом, может?
- То же самое, что стул. То же дерево, тот же вес.
- Ладно, черт побери, сообразим, чем мне протаранить эту сетку. А
вы, чудаки, если думаете, что мне слабо, вас ждет большая
неожиданность. Ладно... Что-нибудь больше стула и стола... Если бы
ночью, я бы бросил в окно этого толстого негра - он тяжелый.
- Мягковат, - говорит Хардинг. - Пройдет сквозь сетку, только
нарезанный кубиками, как баклажан.
- А если кроватью?
- Во-первых, не поднимешь, а во-вторых, слишком большая. Не
пройдет в окно.
- Поднять-то подниму. Черт, да вот же: на чем Билли сидит. Этот
большой пульт с рычагами и ручками. Он-то твердый, а? И веса в нем
точно хватит.
- Ну да, - говорит Фредриксон. - То же самое, что прошибить ногой
стальную дверь на входе.
- А пульт чем плох? К полу вроде не прибит.
- Да, не привинчен - держат его три-четыре проводка... Но ты
посмотри на него как следует.
Все смотрят. Пульт - из цемента и стали, размером в половину
стола и весит, наверно, килограммов двести.
- Ну, посмотрел. Он не больше сенных тюков, которые я взваливал на
грузовики.
- Боюсь, мой друг, что это приспособление будет весить больше, чем
ваши сенные тюки.
- Примерно на четверть тонны, - вставляет Фредриксон.
- Он прав, мак, - говорит Чесвик. - Он ужасно тяжелый.
- Говорите, я не подниму эту плевую машинку?
- Друг мой, не припомню, чтобы психопаты в дополнение к другим их
замечательным достоинствам могли двигать горы.
- Так, говорите, не подниму? Ну ладно...
Макмерфи спрыгивает со стола и стягивает с себя зеленую куртку;
из-под майки высовываются наколки на мускулистых руках.
- С кем поспорить на пятерку? Покуда не попробовал, никто не
докажет мне, что я не могу. На пятерку...
- Мистер Макмерфи, это такое же безрассудство, как ваше пари
насчет сестры.
- У кого есть лишние пять долларов? Кладите или дальше
проходите...
Они сразу же начинают писать расписки: он столько раз обыгрывал их
в покер и в очко, что им не терпится поквитаться с ним, а тут дело
верное. Не понимаю, что он затеял, - пускай он большой и здоровый, но
чтобы взять этот пульт, нужны трое таких, как он, и Макмерфи сам это
знает. С одного взгляда ясно: не то что от земли оторвать, он даже
наклонить его не сможет. Но вот все острые написали долговые расписки,
и он подходит к пульту, снимает с него Билли Биббита, плюет на широкие
мозолистые ладони, шлепает одну о другую, поводит плечами.
- Ладно, отойдите в сторонку. Когда я напрягаюсь, я, бывает, трачу
весь воздух по соседству, и взрослые мужики от удушья падают в обморок.
Отойдите. Будет трескаться цемент, и полетит сталь. Уберите детей и
женщин в безопасное место. Отойдите...
- Ведь может и поднять, ей-богу, - бормочет Чесвик.
- Если языком, то пожалуй, - отвечает Фредриксон.
- Но скорее приобретет отличную грыжу, - говорит Хардинг. -
Ладно, Макмерфи, не валяй дурака, человеку эту вещь не поднять.
- Отойдите, барышни, кислород мой расходуете.
Макмерфи двигает ногами, чтобы принять стойку поудобнее, потом еще
раз вытирает ладони о брюки и, наклонившись, берется за рычаги по бокам
пульта. Тянет за них, а острые начинают улюлюкать и шутить над ним. Он
отпускает рычаги, выпрямляется и снова переставляет ноги.
- Сдаешься? - Фредриксон ухмыляется.
- Только разминка. А вот сейчас будет всерьез... - Снова
хватается за рычаги.
И вдруг все перестают улюлюкать. Руки у него набухают, вены
вздуваются под кожей. Он зажмурился и оскалил зубы. Голова у него
откинута, сухожилия, как скрученные веревки, протянулись по
напружиненной шее, через плечи и по рукам. Все тело дрожит от
напряжения; он силится поднять то, чего поднять не может, и сам знает
это, и все вокруг знают.
И все же в ту секунду, когда мы слышим, как хрустит цемент под
нашими ногами, у нас мелькает в голове: а ведь поднимет, чего доброго.
Потом он с шумом выдувает воздух и без сил отваливается к стене.
На рычагах осталась кровь, он сорвал себе ладони. С минуту он тяжело
дышит, с закрытыми глазами прислонясь к стене. Ни звука, только его
свистящее дыхание; все молчат.
Он открывает глаза и смотрит на нас. Обводит взглядом одного за
другим - даже меня, - потом вынимает из карманов все долговые расписки,
которые собрал в последние дни за покером. Он наклоняется над столом и
пробует их разобрать, но руки у него скрючены, как красные птичьи лапы,
пальцы не слушаются.
Тогда он бросает всю пачку на пол - а расписок там на сорок -
пятьдесят долларов от каждого - и идет прочь из ванной комнаты. В
дверях оборачивается к зрителям.
- Но я хотя бы попытался, - говорит он. - Черт возьми, на это по
крайней мере меня хватило, так или нет?
И выходит, а запачканные бумажки валяются на полу - для тех, кто
захочет в них разбираться.

---

мне жаль, чуваки =/

alt!Чарли Фрэнсис/alt!Линкольн Ли; флафф, слюни, сопли, любовь большая и вечная

Чарли думает, что всё это безумно похоже на дурно написанную книгу, в которой главные герои ради концептуальной концовки расходятся по своим домам с обещанием больше никогда в жизни не звонить друг другу.
Чарли думает, что его мир, точнее, та грань, которая разделяет его мир и мир реальный, изрядно побледнела. Наверное, он сходит с ума, или как там ещё пишут во всех этих тяжеловесных томиках о любви.
Фрэнсис не то чтобы влюблён – это слишком глупо, они ведь не дети, не какие-нибудь долбанные Ромео и Джульетта, они даже не парочка простых ребят, живущих по соседству – но внутри всё блекнет, сереет и исходит неровностями, как будто у Чарли действительно есть душа и как будто она может высохнуть до самого основания.
Линкольн безрассудный и бестолковый, его вечно тянет по самую жопу залезть в неприятности. Он не думает о прикрытии, не думает о будущем или прошлом, он живет моментом. Он говорит «У шефа есть к тебе дело», и Чарли отплевывается в ответ: ну какой Линк ему шеф, да он ведь выглядит на все 19, макушка у него вечно встрепанная, мысли беспорядочные, а улыбка совсем обезоруживающая.
Линк говорит «у шефа есть к тебе дело», и почему-то они решают обсудить его в подсобке. Линкольн полон решимости, и Чарли на какой-то момент даже становится страшно: этот взгляд никогда не сопровождается хорошими новостями. Но Ли подходит ближе, и у него уже сбито дыхание, и целуется он совсем неуверенно.
Чарли думает, что ему самому никогда не хватило бы смелости – и дергает Линка на себя, сжимая пальцами воротник, жестко и безапелляционно.
«Новый метод вербовки, сээр?» - издевательски шепчет он в приоткрытые губы, когда Линкольн отступает на шаг назад и поправляет куртку. Его взгляд – взволнованный и удовлетворённый – цепляется за нахальную улыбку Фрэнсиса.
Чарли думает, что до этого он как-то прекрасно справлялся в одиночку. А сейчас он представляет себя без Линкольна, и впереди совсем пусто – как если бы Наблюдатели стёрли его временную ветку, оставив только здесь и сейчас.
Здесь и сейчас у Линка вечно холодные руки. Здесь и сейчас он расхаживает по кухне в одних трусах, готовит яичницу из искусственно модифицированных яиц, заваривает чай, даже приносит завтрак в постель – это самая отвратительная стрепня, что Чарли когда-либо пробовал, и он делится этой мыслью с Ли, но тот лишь пожимает плечами. «Найми кухарку» - советует он, - «или заведи жену».
«У меня уже есть одна».
Ли улыбается – он постоянно делает это с какой-то детской открытостью, будто всю душу вкладывает – и кивает. «Пошел ты, Фрэнсис, это ты жена!»
Чарли думает ещё и о том, что Лив, кажется, уже давно обо всем догадалась. Впрочем, он бы не удивился, узнав, что мистер я-могу-сохранить-любой-секрет самостоятельно ей обо всем разболтал. Чарли не против.
Они трое – тот альянс, который останется нерушим, даже если в соседней Вселенной решат исполосовать их мирок к чертям. В общем-то, Данэм единственная, кого Фрэнсис мог бы впустить в их тесный уголок личной жизни. Он даже решает, что как-нибудь поговорит с ней на эту тему. Как-нибудь.
Чарли помнит, что когда-то у него был любимый щенок, в далеком детстве, переполненном густым дымом от материнских сигарет, отцовской руганью, шумом близлежащей автострады. Он взвешивает своё чувство к Линкольну и привязанность к домашнему питомцу, но эти два ощущения невозможно спутать, их даже невозможно сравнить.
Потому что когда Ли во сне придвигается ближе и его равномерное дыхание щекочет Чарли плечо, Фрэнсис осознаёт, что они действительно застряли в банальном сюжете любовного романа.
Странно, но в этот раз он даже не против.

@темы: Science Fiction/Double Feature

---

О дааа, дети, я знаю, что кощунственнее этого может быть только Маяковский/Есенин, однако же эти достаточно привлекательные молодые люди не идут у меня из головы уже второй день. К тому же, после прочтения англоязычных глав о Ф. Скотте Фицджеральде из "Праздника, который всегда с тобой", у меня устойчивое ощущение, что между ними прямо-таки искрился воздух. Кстати, никто не знает, где можно онлайн прочитать остальное? Пока читала, подсматривала кое-какие особенно туманные для меня места в переводе Розенталя и Ко. Жуть, если все переводы такие, то мы теряем приблизительно 45% эмоциональной окраски автора, получая взамен то, что, по мнению переводчика, должно сойти за симпатичный кусок пирога. Я даже обнаружила пару строк, которых в переводе вообще нет. К слову, абсолютно иной смысл (который нет-нет, я не буду озвучивать, потому что это абсолютная странность, и исходя из моих скромных познаний в английском я пришла к выводу, что несчастный Ф. С. Ф. показывал Хэмингуэю свои самые неожиданные места). трололо В любом случае, если складывать мозаику из отрывков фильма (где, кстати, вообще все эти характеры просто изумительны) и кусочков книги Хэмингуэя, возникает навязчивое желание настрочить про них пару унылых фиков. Потому что ну как можно написать что-то достойное по таким вот людям, а. апд. не обращайте внимание на говногифку хддд а) ай нэва дид зис бефо б) на тумблере нужнова не нашлось

---

и ещё по поводу кой-чего, что, кстати, наболело прямо-таки после просмотра Тора
помнится, когда я впервые в своей жизни открыла для себя удивительный мир Звёздных Войн, меня до самых недр просто задел тот факт, что юный и весь из себя прекрасный Энакин Скайуокер резко переметнулся на Тёмную сторону силы
То есть в теории мы имеем чувака, который ради любви пошел на жертвы (причем очень благородно, он решил не жертвовать собой или там чем ещё важным, а просто переубивал несчастных джедаев, которые вообще ни сном, ни духом), а потом предал эту любовь к чертям. Причем мы видим этого парнишку ещё маленьким мальчиком, который уже в детстве откровенно подаёт все признаки будущего благородного рыцаря, который спасёт планету, а может даже (чем бог не шутит) и пару Вселенных.
Мальчик влюбляется, вырастает в обществе очень хороших людей, его любовь развивается замечательно, несмотря на то, что Падме должна быть старше на кучу лет и вообще какой-то жуткий динозавр, у них всё классно, она ждёт маленьких Энакинов, мир, дружба, жвачка.
И тут - БАМС - на внезапной паранойе у человека едет крыша.

но вернемся к Локи.
Просто мне подумалось, что ситуация здесь ещё хуже, чем в SW.
У нас есть среднестатистических молодой человек. Он самую малость могущественный волшебник и чуть-чуть невдомек ему, почему же, почему папа его не любит.
Локи узнаёт правду, трагедия семейного масштаба, все дела. Ему в голову приходит коварный план, который заключается лишь в том, чтобы убить плохих чуваков, от которых все равно один вред, и тем самым доказать отцу, какой он весь из себя молодец.
Отсюда очевиден вывод, что Локи не плевать на семью - отношение отца для него является принципиально важной вещью.
Тут всё понятно, логично, красиво.
НО. Есть одно но, которое подгаживает всю картину. Ну, этакая деталь, чтобы мол зритель не сомневался, что Локи у нас плохой парень.
Трикстер пытается убить Тора. Этот эффектный момент, когда Тор говорит ему, что люди по сути своей прекрасные ребята, а ссора эта всего лишь семейная, Локи не отступает.
Хотя, казалось бы, что-то должно было проснуться в его чёрством братском сердце.
Но это что-то не просыпается. Видите ли, Локи плохой. Поэтому папу он любит, а брата вот нет.
И всё было бы круто, если бы несчастный бог обмана придерживался такой политики на протяжении всего фильма.
but that's not true. С самого начала видно, что Локи не испытывает особой радости от того, что он так ловко задвинут в сторону.
Однако при этом он поддерживает Тора и не поддерживает отца после нападению йотунов. Ему важно, чтобы брат видел, как именно Локи рассматривает эту ситуацию.
Плюс - он идет с ними. Да, он сдаёт всю эту дружную компанию Одину, но им движет весьма рациональный порыв.
К тому же, трикстер не остаётся дома попой на подушках отсиживаться и кушать блинчики, он идет вместе со всеми, хотя знает, что затея развалить Йотунхейм по камушкам не такая уж прекрасная. К тому же, он не самый лучший боец и для него это вообще двойная опасность.
Локи единственный, кто не стесняется оттащить Тора в сторону, когда тот слишком зарывается. Потому что Локи беспокоится.
Хотя, опять же, было бы намного логичнее с его стороны остаться дома и подождать, пока братца там быстренько прикончат и без его помощи.
Трикстер предпринимает пусть неуверенную, но всё-таки попытку защитить Тора перед отцом. А потом он можно сказать начинает реветь *сердца влажным глазам Тома*, потому что брата лишают статуса
Когда он разговаривает с Сиф и Ко в комнате, он говорит "I love Thor more dearly than any of you"
Серьёзно, как часто злодеи говорят нечто подобное?
Лично мне абсолютно неясно, откуда здесь могло вырасти желания убить родного брата, который, кстати, в отличие от Одина, никогда не врал Локи и не скрывал каких-то жутких тайн

где ты, обоснуй
вот и выходит, что Локи больше обиженного ребёнка напоминает, чем вселенское зло
неужели мстители всей своей дружной компанией будут вокруг него одного весь фильм виться?

---

нужно напомнить себе, never ever смотреть эти жуткие сериалы на ночь
во-первых, невозможно остановиться, если это конец сезона. всасывает напрочь
во-вторых, все эти внезапные концовки, альтернативные реальности - идите к черту, это слишком тяжело для моего несчастного мозга
в-третьих, какая всё-таки Лив хорошенькая с этой своей чёлкой *__* и как же жалко других лекарственных детишек, особенно Ника
Не понимаю, почему все всегда должны сдохнуть
что за мода пошла у создателей сериалов - перебить всех, до кого дотянется рука, а до кого не дотягивается перебить, с теми обустроить какой-нибудь весьма неприятный нежданчик
а ещё - я вот что-то не поняла, что это за внезапное вкрапление серии из первого сезона? неужели создатели не заметили, что у них посреди сезона объявился чувак на периферии, который вообще-то погиб несколькими сериями раньше? джонни, ла хента, как говорится, еста муй лока, WTF?
самая гигантская печаль - не могу залезть на тумбл, потому что боюсь наткнуться на спойлеры, а руки чешутся жутко
тем более такая прекрасная была серия Brown Betty
плюс дико жаждется забраться на википедию и уже прочитать всё, что будет дальше, в списке эпизодов хд
но чёрт, это изгадит мне весь дальнейший просмотр
и как же тогда я буду пройобывать свои каникулы?
=/

---

иногда хочется, чтобы персонажи в фильмах и сериалах были чуть потрусливее.
увидел что-нибудь подозрительное в траве - и ПОБЕЖАЛ БЫСТРЕЕ РАЗМАХИВАЯ НОГАМИ РУКАМИ ВСЕМ ЧЕМ МОЖНО СПРЯТАЛСЯ В ГАРАЖЕ НА СТО ЗАМКОВ ЗАКРЫЛСЯ И СИДИШЬ ТИХО-ТИХО ВСЁ ХОРОШО ПОТОМ ВЫШЕЛ ЧЕРЕЗ ПАРУ ЧАСОВ ПОШЕЛ ЧАЙ ПИТЬ С ПЕЧЕНЬКАМИ ЖИВ ЗДОРОВ НИКТО ТЕБЯ НЕ СЪЕЛ В КОСМОС НЕ УНЕС
бредешь по заброшенному складу с напарником, темно, страшно, черт знает кто ещё бродит поблизости, хочется разделиться для скорости, ан нет - ОБНЯЛИСЬ И ПОШЛИ ЗА РУЧКИ ИЛИ ЕЩЁ ЛУЧШЕ СПИНОЙ ДРУГ К ДРУГУ ПРИЖАЛИСЬ И ЧИКИРИТЕ ОБА СО ВСЕХ СТОРОН ЕСЛИ КТО НАПАЛ, НАПАРНИК ОТОБЬЁТ ЖОПУ ПРИКРОЕТ И ЗЛОДЕЯМ ПЛОХО И ЖИВЫ ВСЕ
тем более, если ты не полицай и не агент ФБР, а простая советская домохозяйка, а у тебя на кухне или на заднем дворе скребется кто-то - ВООРУЖИЛАСЬ КОЧЕРГОЙ ШЛЕМ ОДЕЛА НА ГОЛОВУ СКОВОРОДКИ К ГРУДИ ПРИКРЕПИЛА И БЕГОМ К ЛЮДЯМ К СОСЕДЯМ К ПОЛИЦЕЙСКОЙ БУДКЕ СИНЕЙ ЧТОБЫ ДОКТОР СПАС ЕСЛИ ЧО

это я к тому, что иногда ну так жалко, когда кого-нибудь из второстепенных героев убивают

---

сдам оставшиеся два экзамена на 4/5 - напишу БДСМ порнушку по социальникам, чесслово
вот прямо вдарю не глядя, ваще

---

минутка любви к Грегу Лестрейду и Руперту Грейвзу в целом

вива тумблер

б-же, удержите меня как-нибудь от написания фиков по нему, это же ужасна

---

---

Название: Freaky Friday
Автор:  Бумажный кораблик
Арт:  [twilight boy]
Бета:  s.locker
Пейринги: Эдуардо/Марк; Крис/Дастин
Рейтинг: детский
Размер: ~10 тыс. слов
Саммари: Марк и Эдуардо меняются телами. а чо хд
От автора1: спасибо всем тем прекрасным ребятам, которые оказывали моральную, грамматическую и графическую поддержку. Вы классные!
От автора2: не воспринимайте всерьёз, некоторые моменты просто настоящий абсурд хДД понятия не имею, как вообще такое в голову придти могло кому-то

погнали

Вчерашнее похмелье давало о себе знать, поэтому, когда Эдуардо проснулся от чужого шепота буквально в метре от собственной кровати, открыть глаза сразу не получилось. Ощущения были такие, будто ночью потолок обрушился и весь четвертый этаж кампуса, включая его жителей, приземлился на несчастное тело Саверина. Постепенно пришло осознание, что сегодня, увы, совсем не суббота, поэтому он, скорее всего, уже проспал начало первой лекции.
- В интернете об этом ничего нет, но чисто теоретически, если ты – здесь, Эдуардо должен быть там…
- Чисто теоретически, Дастин, подобная ситуация невозможна.
Эдуардо страдальчески натянул одеяло на нос. Судя по всему, весь Керкленд единогласно пришел к мысли собраться этим утром в его комнате. Превосходное начало дня.
- Смотри, он, кажется, просыпается.
- Неудивительно, вы, два кретина, поговорить что ли больше негде?
Пожалуй, он убьёт их. Сначала Дастина, потому что его звонкий голос с похмелья воистину невыносим. Потом Марка, потому что просто давно хотелось. Криса, так и быть, как единственного представителя человеческой расы, он оставит в живых.
- Какого чёрта вы делаете здесь в такое время? – собрав остатки воли в кулак, промычал Эдуардо.
Шепот стих, ответа не последовало.
Саверин приоткрыл глаза, которые тут же были атакованы беспощадными лучами солнца. Состроив как можно более сердитое лицо (что было проблематично, учитывая прогрессирующую боль в висках), Эдуардо взглянул на столпившуюся в дверях троицу.
Сначала ему показалось, что он проснулся напротив зеркала.
Но потом отражение внезапно почесало шею, и Саверин в ужасе распахнул глаза.
- Ч-что… - прочищая охрипшее горло, протянул он, принимая сидячее положение и отодвигаясь подальше от странного объекта в дверном проеме, чья внешность, не считая кое-каких погрешностей, была буквально идентична его собственной. – Что это?
- Вардо, - внезапно заговорило существо, - постарайся мыслить трезво…
- Помолчи лучше, Марк, - оборвал Крис, решительно усаживаясь на кровать Саверина. – Послушай меня…
- Прости, как ты его назвал? Марк? – сдерживая внезапный приступ смеха, уточнил Эдуардо.
Надо было слушать отца. Правильно он говорил – воскресные пьянки ни к чему хорошему не приведут.
Крис тяжело вздохнул, очевидно, придумывая объяснение повразумительнее.
- Цукерберг проснулся сегодня в твоём теле, можешь себе представить. Теперь он – это ты, - полным энтузиазма голосом сообщил Дастин.
Эдуардо смерил его подозрительным взглядом. Кто-то в этой комнате явно был не в своем уме.
- Он – это я?
- Именно!
- А, ну всё ясно. Он – это я. Логично.
- Здесь я бы поспорил. Вероятность того, что из всех моих знакомых именно ты станешь…
- Марк!
Эдуардо запустил пальцы в собственные волосы. Не то, чтобы обычно этот жест его успокаивал, но он привык всегда так делать, когда ситуация складывалась тупиковая.
- Почему у меня кудряшки? – спросил Саверин таким голосом, что температура в комнате резко упала до нуля.
- До этого мы ещё не дошли, - протянул Дастин. – Понимаешь, когда один человек оказывается в теле другого, обычно это производит эффект на обе стороны. Ну, то есть, не может же быть два Вардо. Хотя я бы не отказался, это уж многим лучше, чем два Марка Цукерберга, к примеру…
- Дастин хочет сказать, что раз Марк – это ты, то, соответственно…
- Я – это Марк?
Эдуардо явно недооценил степень отвратительности этого утра.

В ванной он провел почти целый час. Первые десять минут ушли на то, чтобы успокоить поднимающуюся волну паники, которая последовала сразу же после невнятных объяснений Криса. Следующие полчаса Вардо провел перед зеркалом, разглядывая свою кардинально изменившуюся внешность. Это было странно, потому что он видел Марка каждый день в течение уже почти двух лет, но сейчас ему казалось, что перед ним – абсолютно незнакомый человек. Те же угловатые черты лица – от острых скул до резкого подбородка, - те же худощавые руки с длинными пальцами и широкие плечи. Всё то же самое, что и раньше. Кудряшки, которые он даже пытался растрепать пару раз, впрочем, не безболезненно.
Тот самый Марк Цукерберг.
- Черт, - только и вырвалось у Эдуардо.
Он присел на бортик ванной и послал зеркалу долгий недоумевающий взгляд. В исполнении Марка это выглядело совсем иначе – он как-то по-иному щурил глаза, когда что-то было непонятно, но у Эдуардо вышло почти так же, как в собственном теле.
Оставшиеся двадцать минут он провёл под горячим душем, в котором чуть не уснул, прижавшись лбом к темно-синей плитке.
- Итак, - обвязывая пояс халата, командным голосом произнес Вардо. – У меня два вопроса. Первый: существует ли вероятность уложить этот хаос на твоей голове, не отстригая всё под корень. И второй, более насущный: какого чёрта ты натворил?
Саверин старался не смотреть в сторону Цукерберга – предъявлять претензии самому себе было чересчур даже в свете сложившихся событий.
- Конкретизируй свой вопрос, Вардо.
- Хорошо, - расхаживая из стороны в сторону, кивнул Саверин. – Какого чёрта, Марк Цукерберг, ты натворил, чтобы на следующий день проснуться в роли меня?
- Не уверен, что это моя вина.
- А чья?
- Мне кажется, - вмешался Дастин, - это все вчерашний старик.
- Какой старик?
- Московиц, не говори ерунды.
- Подожди, Марк, мне интересно. Какой старик? – Эдуардо наконец остановился и перевел на Дастина внимательный взгляд.
Тот немного помялся, но продолжил:
- Вчера на фестивале мы столкнулись с колдуном.
- Господь Всемогущий, Дастин!
- Продолжай.
- Ну так вот… Он стал предлагать нам различные услуги, но мы отказались. Потом он стал более настойчивым, и Марк… В общем, Марк немножко нагрубил ему.
- Бред. Я не сказал ни единого слова, которое бы не соответствовало правде. Конечно, если люди вроде тебя, Дастин, хотят обманываться – это их дело, однако в любом случае я не считаю профессию шарлатана достойной хоть капли уважения.
- Но я-то тут причем? – простонал Саверин, прислоняя ладонь к лицу.

До лекций, что неудивительно, никто из них так и не добрался.
Несмотря на убеждённость Марка в том, что старик к делу не имеет никакого отношения, Крис и Дастин настояли на повторном визите.
- В ЭТОМ ты никуда не пойдешь, - категорично заявил Саверин, разглядывая непонятно-откуда-вообще-взявшиеся шорты на своих тощих ногах.
- Да ну? – усомнился Марк, раскачиваясь на мысках вперед-назад. Ему с таким трудом удалось отыскать в шкафу Вардо хоть мало-мальски удобную одежду, что он не расстался бы с шортами даже под угрозой расстрела.
Хотя, всё-таки маловероятно, что Саверин опустится до подобного.
- Ого! Вардо, - восхищенно протянул Крис, боком просачиваясь в комнату и удерживая в руках два больших пакета с провизией.
Растрепанный Дастин вошел следом, одной рукой прижимая к груди ящик пива, а второй зачем-то вытирая губы.
- И вправду, выглядишь просто…просто…
- Просто?
- Не по-цукербергски.
- Ага, очень по-саверински, - хмыкнул стоящий рядом Марк.
Впрочем, нельзя сказать, что ему не нравилось. Да, это было непривычно - наблюдать за собой во всей этой мишуре, которую Саверин так искренне любил. Непривычно видеть ставшие какими-то более плавными движения, частую жестикуляцию и всё в том же духе. Но в каждом жесте прослеживался Вардо, и Цукерберг поймал себя на мысли, что от этого как-то спокойнее.
Ему не было бы так спокойно, если бы на месте Эдуардо оказались Крис или Дастин.
- Отыскал в шкафу Марка костюм. Кстати, приятно удивлен его существованием.
- Спасибо.
- Не за что. Ладно, давай быстрее уже с этим разберемся. Уверен насчёт шортов?
- Да.
- Тогда пойдем.
Хьюз захлопнул дверь с таким торжественным звуком, будто только и ждал, пока эта бесноватая парочка наконец покинет помещение.
- Что-то с Дастином странное в последнее время, - озабоченно произнес Эдуардо, когда они почти вышли из кампуса.
- Просто он пассив, - пожал плечами Марк.
- Прости?
Цукерберг засунул руки в карманы худи и несколько раздражённо пояснил:
- Московиц чувствует себя неловко из-за того, что в их паре роль активного самца досталась Крису. Помимо прочего, они оба считают себя виноватыми, потому что им приходится скрывать свои отношения от окружающих. В частности, от тебя.
Эдуардо остановился.
- Крис и Дастин? Вместе?
- Да. Немного противоестественно, а?
Саверин промолчал. Марк не стал развивать эту тему, более того, он отчётливо понял, что невольно переступил черту, потому что в его голове, как и в голове Эдуардо, тут же возникли воспоминания не такого далекого прошлого.
Цукерберг считал, что об этом рано или поздно пришлось бы заговорить. Во-первых, потому что у него осталось несколько нерешенных вопросов, во-вторых, потому что эта тема не отпускала его вот уже полтора месяца. К несчастью, Эдуардо отчётливо дал понять, что любые разговоры приведут к крайне неприятным последствиям.
Произошло всё совершенно спонтанно – тем более, они оба были убийственно пьяные – Вардо поцеловал Марка. Возможно – иногда думалось Цукербергу – проблема была как раз в том, что именно Саверин поцеловал его первым. Как правило, это смущает людей в подобных ситуациях. Тем более что сам Марк стоял в полностью парализованном состоянии - и когда губы Вардо настойчиво прикоснулись к его рту, и когда он в ужасе от самого себя отодвинулся в сторону, и когда вышел из комнаты под тихое «прости, Марк, не знаю, что на меня нашло».
Всю оставшуюся дорогу они единогласно промолчали.

- Ладно, - объявил Эдуардо, когда они добрались до нужного места. Он придвинулся к Марку чуть ближе и разве что за руку его не взял, от чего Цукерберг невольно скривился.
Иногда создавалась впечатление, будто Вардо вот-вот присядет на корточки, как заботливый родитель перед единственным чадом, и начнет предельно ласково объяснять очевидные вещи.
- Войдем туда вместе, и ты извинишься. То есть, я извинюсь от твоего лица.
- Вардо, ты же не думаешь, что этот бред действительно сработает?
- В любом случае у нас нет выбора. А от попытки ещё никто не умирал, так? – не такой уж он и убедительный, когда лишен гигантских трогательно-взволнованных карих глаз.
- Так, - нехотя согласился Марк просто, чтобы ответить хоть что-то. Он прекрасно помнил, что в некоторых ситуациях переубедить Вардо невозможно. – Но не вини себя, когда мы уйдем отсюда не с чем.
Эдуардо улыбнулся и подтолкнул Марка к входу.
Они вошли в слабо освещенное помещение, наполненное смесью самых неприятных запахов, которые Цукерберг только помнил за всю свою жизнь. Сандал, мята, какие-то ароматические палочки.
- Надеюсь, нам не придется пить зелье из совиного помёта, - пробурчал он вполголоса.
- Добро пожаловать! – раздался глухой старческий голос, и Вардо с Марком резко вздрогнули, оглядываясь по сторонам и пытаясь определить, из какой части этого шалаша с ними разговаривают.
Старик сидел в глубоком кресле, закрыв глаза и скрестив ноги. Эдуардо беспомощно оглянулся на Цукерберга, на лице которого сейчас читалась крайняя степень цинизма, и несмело прошел внутрь.
- Добрый вечер.
- Добрый вечер, молодой человек, - не открывая глаз, согласился старик. – Что привело вас в мою скромную обитель?
Марк выразительно хмыкнул, Эдуардо постарался его проигнорировать.
- Мне кажется, мои вчерашние слова могли в некоторой степени задеть ваши чувства, - произнес он, разглядывая «волшебника» повнимательнее.
- Действительно?
- Да. Я был не прав, теперь я осознал это. Простите меня.
Старик, наконец, оторвался от своего занятия – которое, при всем желании, с трудом можно было назвать «занятием», - и открыл глаза. На его лице появилась неприятная цепляющая улыбка.
- Мы ведь оба знаем, что извиняться должен не ты.
Эдуардо выпрямился в полной решимости продолжить разговор, но внезапно его прервал стоящий за спиной Цукерберг.
- То есть вы хотите сказать, что действительно знаете, кто из нас двоих кто? – не столько спрашивая, сколько утверждая, произнес Марк. – Что ж, стоит признать, я был не прав относительно ваших способностей. Что, впрочем, не отменяет того факта, что ваш труд нисколько не является честным, что делает мое заявление о том, что вы – шарлатан, справедливым. Весьма сомнительно, чтобы человек вашего положения имел право решать за других. Будьте любезны, верните все на свои места, и мы уйдем.
- Марк, - отступая на пару шагов назад и впервые в жизни не наклоняясь, чтобы прошептать что-либо Цукербергу на ухо, произнес Эдуардо, - ты перегибаешь.
- Ни капли. Так вы вернете всё на свои места?
- Нет.
- Что значит «нет»?
- «Нет» значит «нет», - старик улыбнулся ещё шире, и Эдуардо с несчастным видом прижал ладонь к лицу.
- Послушайте, - миролюбиво начал он, стараясь звучать как можно мягче. – Марк действительно бывает чересчур резок, но он с радостью загладит свою вину.
- Загладит ли?
- С чего мне заглаживать какую-то вину, я ни в чем не провинился.
- Марк, прошу тебя…
- Эдуардо, вы ничего не можете с этим поделать. Мне жаль, что под руку попались именно вы, действительно жаль, но когда заклинание срабатывает – оно просто срабатывает, без какой-либо логики.
- Заклинание! Какая чушь, - всплеснул руками Цукерберг.
- Могу я поговорить с Марком наедине?
Эдуардо полным сомнения взглядом окинул старика, затем своё нерадивое тело, затем снова старика.
- Да ничего со мной не случится, иди.
Когда они остались наедине, старик принял более расслабленную позу и по-отечески взглянул на Марка.
- Тебе стоило бы быть сдержаннее в своих выражениях.
- Мне? Сдержаннее? Это не я меняю людей местами по собственному желанию.
- Это не мое желание, Марк, это твоё наказание.
- Наказание за что? За то, что я озвучил всеобщие мысли?
- За твою спесь. За то, что ты ставишь себя выше окружающих и за то, что даже не замечаешь этого.
- Я выучил урок. Мы можем закончить?
- Закончить можешь только ты, Марк. Когда ты научишься думать иначе, видеть иначе, всё вернется на свои места.
- Да? И когда же мне этого ждать?
- Может быть, через несколько дней. Может быть, через несколько месяцев. Возможно, пройдут годы, прежде чем вы снова окажетесь на своих местах.
- Годы?
- Всякое случается.
- Ладно, хорошо, годы, я понял. Но ведь это моё «наказание», а не наказание Вардо. Это ведь несправедливо по отношению к нему, так что, увы, вам придется вернуть всё на свои места и придумать что-нибудь поинтереснее.
- Я бы с радостью, но, к несчастью, если механизм активирован, его уже не отключить. Так, кажется, говорят в вашей среде? Для заклинания нужно две составляющие. Одна из них – ты, вторая – Эдуардо.
- По каким критериям проходил отбор?
Старик улыбнулся.
- Не обманывай себя, Марк. Ты прекрасно знаешь, почему выбор пал именно на него.

Эдуардо провел на улице от силы минут десять, но ему показалось, будто он прождал целую вечность. Марк вышел откровенно недовольный жизнью – по крайней мере, Саверин пришел к такому выводу, когда разглядел его хмуро сведенные брови.
- Что он тебе сказал?
- Что не может «снять заклятье» и мы должны сделать это сами.
На обратной дороге Эдуардо и Марк решили перекусить в каком-нибудь тихом ресторанчике, и Саверин уже в который раз за день пожалел, что не стащил с Цукерберга его проклятые шорты.
Обычно угощал Вардо, но сегодня, пользуясь случаем и чужим бумажником, Марк взял эту честь на себя.
- Если отец узнает, мне конец.
- Не глупи, Вардо, откуда ему знать, что происходит у тебя в университете. Ты будешь доедать?
- Нет, держи, - Эдуардо переложил оставшиеся кусочки пиццы на тарелку Цукерберга, и мучительно обхватил стакан с минералкой. – Что нам делать дальше? Сидеть и ждать, когда всё каким-то образом вернется на свои места? А если не вернётся?
Стоило отдать Вардо должное, за всё это время он даже не заикнулся о том, что виноват, по словам старика, только Марк. В какой-то степени это льстило, в какой-то – утешало. По крайней мере, он застрял в этом дерьме не в одиночку.
- Мы не можем всё это время пропускать лекции и отсиживаться в корпусе.
- Можно ходить на какие-то вместе, на какие-то – поочередно.
- Составим расписание. Я перееду на время в Керкленд, а ты пока будешь жить у меня.
- У тебя? – с сомнение спросил Марк, откусывая пиццу.
- Ну, мы же не можем вдвоем поселиться в твоей комнате.
Цукерберг несколько секунд помолчал, после чего кивнул, соглашаясь.
Хотя, в общем-то, он был бы не против такого варианта.
Утром, когда он наспех одевался, чтобы быстрее добраться до Керкленда, он почти не обратил внимания на комнату Эдуардо. Его соседей он не знал даже в лицо, не то что по именам, поэтому возвращаясь вечером обратно, Марк постарался обойтись фразой «доброй ночи» со всеми, кто попадался ему на пути.
Комната Вардо, вопреки ожиданиям, была лишена привычного ему минимализма. Зато при первом же взгляде можно было сделать вывод – это именно то место, где должен жить Эдуардо Саверин.
Кровать была застелена тёмно-серым постельным бельем, причем так аккуратно, будто к Вардо каждое утро наведывалась домработница. Сбоку над кроватью висели полки, нагруженные тяжёлыми томами по микро- и макроэкономике, Диккенсом и какими-то португальскими писателями. На самой верхней полке были выстроены в алфавитном порядке CD-диски, рядом лежал плеер и лампа-прищепка, которая, очевидно, использовалась для чтения перед сном.
Рядом с кроватью стоял стол с примыкающим к нему шкафом. Над столом были прикреплены какие-то графики, расписания, пометки на стикерах и даже несколько фотографий в рамках. На одной из них Марк с легкостью узнал родителей Вардо, ещё несколько были ему совершенно не знакомы, но на последней Цукерберг со странным чувством обнаружил себя, Криса и Дастина.
Со шкафом Марк уже был знаком лично – этим утром он вывернул его до самых низов, чтобы отыскать подходящую одежду. Сейчас там царил хаос, но Цукерберг не собирался разбирать его – к тому же, день выдался достаточно изматывающим. Вместо этого он решил сходить в душ. Тут у него тоже возникли некоторые проблемы, потому что у Эдуардо была действительно впечатляющая коллекция средств личной гигиены (взять в расчет хотя бы тот факт, что Марк нашел целых три тюбика зубной пасты, две из которых – мятная и ментоловая – ещё не были открыты). В итоге Цукерберг взял первое, что попалось под руку, и отправился в ванную.
Всё дело было во внешности – считал Марк. То, что привлекало его в Вардо (свою бисексуальность он осознал уже давно и теперь лишь приходил к очередным умозаключениям), было ничем иным, как инстинктивным влечением к симпатичному представителю своего пола. Обладая этой самой внешностью, Цукерберг понятия не имел, что он должен чувствовать. Радость? Вожделение? Уверенность?
В общем-то, глядя в эти пустые глаза, ещё вчера принадлежавшие Эдуардо, Марк не испытывал ровным счётом ничего.

Первая неделя далась им большими жертвами. Основную часть времени они не ходили на пары, а спорили, чьи лекции важнее, причем побеждал зачастую Марк, поэтому Эдуардо пропустил чуть ли не всё, что мог пропустить за этот короткий промежуток времени.
Выходные они потратили на то, чтобы составить вразумительный график посещений, который, в целом, устроил бы обоих.
Следующая неделя прошла менее болезненно в плане учебы, зато откровенно потрепала нервы Эдуардо относительно бытовых будней – Марк взял за привычку и в его теле выбегать на улицу в шлепках. Несмотря на все увещевания друга, Цукерберг порой банально забывал переобуться, поэтому Вардо пришлось и себе завести привычку – просыпаться каждое утро на полчаса раньше и наведываться к Марку в гости.
В пятницу вечером в Керкленде было невероятно шумно – Марк получил записку о том, что некая Джейн, наконец-то, решилась составить ему компанию этим вечером и, если его предложение всё ещё в силе, она будет ждать его сегодня вечером в холле своего кампуса.
- Я ждал её согласия целую вечность, - взволнованный намного больше, нежели сам Цукерберг, объяснял Эдуардо, подбирая галстук к разложенному на диване костюму. – Она первокурсница, но намного умнее ровесниц. Уверен, она тебе понравится.
«Уверен, что нет», - развалившись на диване рядом с костюмом, подумал Марк, делая глоток из бутылки с пивом. Мандраж Эдуардо был ему непонятен, в конце концов, это ведь Марк идет на свидание.
Сама мысль о том, что именно от него зависят будущие отношения Вардо, весьма импонировала Цукербергу.
- Нужно уложить волосы. Поднимайся.
- Эдуардо, не будь такой заботливой женушкой.
- Отвали, Дастин. Это моё тело, и сегодня оно не должно выглядеть по-керклендски.
- Не приписывай меня к этим двоим, - подал голос Крис, разглядывая содержимое холодильника. – Марк, не ты ли это допиваешь последнюю бутылку пива?
- Поразительная наблюдательность.
- Жду тебя в ванной, Марк. Не забудь костюм, - водрузив на руки гель, расчёску, какие-то ещё неведомые Цукербергу средства, Вардо скрылся за дверью, провожаемый одновременно тремя взглядами: двумя любопытными и одним обреченным.
- В условиях военного времени свидания могут и подождать, - пробурчал Марк себе под нос, поднимая с дивана вешалку с костюмом и следуя за Савериным.
- Даю им два месяца, - усмехнулся Дастин, наваливаясь на Криса и кусая его за ухо.
- Если они не поменяются обратно, им хватит трех недель, - поворачиваясь к Московицу лицом, сказал Хьюз и притянул Дастина за воротник.

- Марк, сядь ровно, - Эдуардо закатал рукава своей рубашки по локоть и напряженно осмотрел сидящего напротив Цукерберга. Работы предстояло минут на сорок.
- Не знал, Вардо, что ты укладываешь волосы.
Саверин усмехнулся, выдавливая гель на руки.
- Я тоже не знал лет до пятнадцати. Потом к нам как-то приехал мой кузен на каникулы. Сказал, что с таким видом девчонки будут меня только жалеть, и научил паре приёмов.
Марк внимательно проследил за тем, как Вардо растирает гель на собственных пальцах, и выпрямил спину. Саверин благодарно кивнул и запустил длинные пальцы в волосы Цукерберга.
Ну, технически, не совсем в его волосы, но Марку хватило.
С раннего детства Марк Цукерберг и его кудри привлекали внимание общественности. Каждый второй, если не первый родственник жаждал поисследовать их руками, потрепать, пощупать, очевидно, удостовериться в их существовании. Марка это раздражало, раздражало настолько, что в глазах почти всей своей пожилой родни он зарекомендовал себя как капризный и непослушный ребенок.
Но сейчас, вопреки ожиданиям, раздражения не было. Не было никаких неприятных ощущений, даже несмотря на то, что руки Эдуардо были испачканы гелем – наоборот, Марк тут же ощутил легкую волную возбуждения, достаточно было пальцам (к слову, его собственным пальцам!) массирующими движениями коснуться головы.
Цукерберг сглотнул и устроил руки на своих коленях. Необходимо было успокоиться. В конце концов, волосы никогда не были его эрогенной зоной, поэтому вероятность конфуза в данный момент составляла приблизительно 2,3%.
- Не знаю, с другой стороны я никогда не задавался целью делать это ради кого-то. Но отец всегда говорил, что выглядеть нужно респектабельно в любой ситуации. Наверное, я просто хотел соответствовать.
Эдуардо замолчал, и Марк почувствовал необходимость сказать хоть что-нибудь. Иногда интуиция просто подсказывала ему делать что-то в соответствии с социальными стандартами, но зачастую она безжалостно молчала, и Цукерберг выкручивался своими силами.
- Я понимаю, - только и ответил он, надеясь, что этого будет достаточно.
Вардо перевел взгляд с волос на лицо Марка, и на его губах появилась широкая улыбка. Цукерберг мысленно выдохнул.
- Знаешь, эта девушка, Джейн, было бы действительно здорово, если бы у нас с ней получилось…
Иногда Саверина можно было просто слушать, даже не углубляясь в то, что он говорит. Больше всего Марку нравилось, как Вардо понижал и повышал голос, когда расставлял акценты, хотя для этого ему, пожалуй, всё-таки не хватало собственного языка и собственных голосовых связок. Цукерберг скучал по этому. Вообще он скучал по многим вещам, но по этому – в первую очередь.
Спустя почти час приготовлений Эдуардо, наконец, отпустил Марка на свободу. У последнего уже першило в горле от привкуса лака для волос, и это было самым отвратительным, что Цукерберг когда-либо ощущал на своем языке, не считая варёную брокколи.
- Ты сделал почти невозможное. «Почти», потому что это, всё-таки, твоё бывшее тело, - неправдоподобно восхитился Дастин, пока Крис поспешно натягивал обратно свою худи.
- Вы с Крисом почти не палитесь. «Почти», потому что, всё-таки, весь кампус уже в курсе, - в тон ему ответил Марк, поправляя съехавший галстук.
- О чем ты? – попытался изобразить недоумение Московиц.
Эдуардо и Марк сделали вид, что ему это удалось, а Крис лишь тяжело вздохнул – он и сам уже заметил, что делать что-либо «в тайне ото всех» вместе с Дастином - миссия не то чтобы невозможная, скорее заранее провальная.
- Давай я, - предложил Вардо, развязывая галстук на Марке.
Что-то семейное в них всё-таки определенно было, и Цукерберг слабо представлял, радоваться ему или беспокоиться.

Свидание он провалил. Неправильно было говорить «провалил» - всё-таки, это был не экзамен, но Марку в голову прошло именно это слово, потому что, во-первых, его действительно оценивали, а во-вторых, он сделал это нарочно.
Цукерберг зашел за Джейн с точностью до секунды лишь потому, что Эдуардо буквально вытолкал его из Керкленда на двадцать минут раньше. Марк подарил цветы, и это была первая женщина, помимо матери, которой он когда-либо что-либо дарил. Джейн, что примечательно, оказалась действительно умной, тем более для первокурсницы. Ещё она оказалась симпатичной. Обычно Марк не замечал таких вещей, потому что никогда не задавался целью поставить их во главу угла, но в этот раз первое, что бросилось ему в глаза – это миловидное лицо девушки, её слегка вьющиеся светлые волосы и большие голубые глаза.
Первых свиданий у Марка было не так много, и всё они обычно начинались с кинотеатра. Джейн оказалась большим любителем кинематографа и даже, кажется, ходила на какой-то факультатив.
- Слушай, я знаю, что обычно принято смотреть что-нибудь более романтичное и соответствующее встрече, но… Ты не против сходить на «Властелина колец»?
На этом моменте Марк и понял, что допустить развития этих отношений он не может. Джейн слишком хорошая. Не слишком хорошая для Вардо – потому что никто не может быть «слишком хорошим» для Вардо – но достаточно хорошая, чтобы их встречи могли перерасти в какой-нибудь трогательный роман, где Саверин будет доблестным рыцарем, задаривающим свою девушку конфетами, а Джейн – его верной возлюбленной, готовой поддержать в любую минуту.
Марк не хотел, чтобы так было.
- Что ты ей наговорил? – сокрушался Эдуардо парой дней позже, когда Джейн настойчиво отклонила предложение сходить на второе свидание.
- Ничего я ей не наговаривал, - отмахнулся Марк, листая новый выпуск «Ultimate Spider-Man».
- Тогда почему она не хочет тебя видеть?
- Мы не сошлись в интересах.
- Не сошлись в интересах? – полным страдания голосом переспросил Саверин и упал на диван рядом с Цукербергом. – Но ведь это моя будущая девушка, а не твоя. Она и не должна сходиться с тобой в интересах!
Вопреки ставкам Криса и Дастина, никаких изменений в отношениях Эдуардо и Марка по истечении трех недель не предвиделось. Они так же спорили по поводу лекций, так же не оставляли надежды вернуться на свои места. Цукерберг настойчиво и весьма успешно разрушал отношения Эдуардо со всеми друзьями и знакомыми, которые были в жизни Саверина до его «удачного превращения»; Вардо же упрямо продолжал опекать Марка по каждому пустяку.
Странно, но жизнь «вне себя» постепенно нормализовалась. Впрочем, прошло почти полтора месяца, пока Цукерберг внезапно не пришел к весьма неприятному выводу: его предположение о том, что в Эдуардо может привлекать только внешность, оказалось ошибочным.
Это было неприятно по двум причинам. Первой Марк старался избегать и не озвучивал её даже мысленно, вторая в свою очередь была очевидна, как день: Саверин всё ещё разгуливал в его теле. И Цукерберга довольно сильно пугал факт, что каждый раз, когда он зависал над теплой улыбкой Вардо, когда засматривался на его уверенные руки, поправляющие Марку воротник, когда стопорился взглядом на бледной шее с ярко выраженным адамовым яблоком – он, в прямом смысле этого выражения, морально онанировал.
Интересно, что на это сказал бы Фрейд.

Опасность подкралась неожиданно и ударила Марка под самые ребра.
Как-то вечером он возвращался из студенческой столовой (которую, к слову, старался посещать как можно реже), и по дороге к Керкленду наткнулся на не очень-то привлекательную картину: Вардо разговаривал с какой-то незнакомой Цукербергу девушкой. Марк не был мастером по части флирта, но распознать признаки оного ему не составило труда. Судя по всему, инициатором была девушка, но Цукерберга это ни капли не успокоило. Полный решимости, он сжал кулаки в карманах худи и направился в сторону обсуждающей что-то парочки.
- Марк, - обратился он к Эдуардо таким голосом, будто застукал его за чем-то постыдным. Саверин повернулся вполоборота, и его улыбка стала шире.
- О, Зои, познакомься. Это мой друг, Эдуардо. Эдуардо, это Зои. Мы ходим на лекции к одному преподавателю.
- Да неужели? – без всякой заинтересованности спросил Марк, протягивая Зои руку.
Та с улыбкой ответила на рукопожатие, и Цукерберг ощутил прилив сильной нелюбви ко всему женскому полу.
- Значит, ты и есть знаменитый Эдуардо Саверин. Весьма наслышана!
Марк помнил, что в фильмах на подобные фразы отвечают нечто вроде «надеюсь, это было что-то хорошее» или «уверен, тебе нагло наврали», чтобы поддержать всеобщее расположение духа, но ерничать ему не хотелось, поэтому он сухо подчеркнул:
- Не могу сказать подобного о тебе, - и повернулся в сторону Вардо, лицо которого тут же неприятно вытянулось. – Надеюсь, ты не забыл про наши сегодняшние планы.
- Я помню. Ты мог бы подождать меня в кампусе.
- Я могу подождать тебя здесь.
- Но будет лучше, если ты подождешь в кампусе.
Эдуардо упрямо посмотрел на Марка, кивая в сторону корпуса Керкленда.
Когда Цукерберг всё-таки оставил их наедине, Саверин виновато произнес:
- Прости его. Он бывает груб, но это выходит не нарочно.
- Не переживай, - Зои улыбнулась, и Эдуардо почувствовал себя ещё более виноватым, чем до этого. – Он милый.
- Вот уж с чем я мог бы поспорить. Давай просто забудем об этом инциденте. Надеюсь, ты не передумала насчёт субботы?
- Шутишь? Конечно, нет, - Зои наклонилась чуть вперед и заговорщически прошептала: - Я даже достала нам автоматы.
- Ограбила оружейный магазин? – в тон ей прошептал Саверин.
- Нет, театральный кружок.
- Что ж, для начала тоже неплохо, - усмехнулся парень, - тогда до субботы, Бонни.
- Не забудь цветы, Клайд.
- Ни в коем случае.


- И кто же наша таинственная незнакомка? – ещё до того, как Саверин переступил порог комнаты, торжественно вопросил Дастин, вытягиваясь на диване во всю свою внушительную длину.
Эдуардо подошел к холодильнику и вытащил оттуда бутылку пива.
- Будущая девушка Марка, - без всяких предисловий объявил он и откупорил крышку об небольшой выступ на дверце.
Цукерберг оторвался от ноутбука и мрачно посмотрел на счастливую физиономию Саверина.
- Мне не нужна девушка.
- Всем нужна девушка, - оборвал его Московиц. – Ну же, Вардо, мы жаждем подробностей.
- Да уж, Вардо, пролей немного света на образ моей будущей пассии.
- Ну, признаться честно, мы знакомы не так давно. Я хожу на пару факультативов по экономике, чтобы не отставать из-за пропуска лекций. А Зои просто интересуется этим, хотя основной её профиль…
- Флирт?
- Нет, Марк, не флирт. В общем, мы общаемся уже почти две недели, и я решился пригласить её на ту костюмированную вечеринку, о которой Крис не так давно рассказывал. Думаю, будет весело, - Вардо закончил свой рассказ воодушевляющей улыбкой, которая Цукербергу абсолютно не понравилась.
- Мы можем пойти вчетвером, - внезапно предложил Московиц, принимая вертикальное положение. – Что-то вроде парного свидания, только без свидания.
- Не уверен, что Крис поддержит эту идею, - как можно деликатнее намекнул Саверин и занял освободившееся место.
- Хм, - задумчиво протянул Дастин, покусывая нижнюю губу. – Да, скорее всего ты прав. Он всё ещё несколько стесняется моего… наших… меня, в общем.
- Это неважно, потому что ваше парное свидание всё равно не могло бы состояться. Вардо никуда не пойдет, - погружаясь обратно в ноутбук, объявил Марк равнодушным голосом.
Эдуардо так и застыл, не успев начать свою утешающую речь в защиту Хьюза.
- Это ещё почему же? – морально подготовившись к целому списку неоспоримых доводов, поинтересовался он.
- Потому что я тебе не разрешаю.
Дастин вполне искренне подавился пивом.
- Не разрешаешь? – непонимающе переспросил Саверин, игнорируя задыхающегося рядом друга.
- Нет, - только и ответил Марк.
Большую часть общения с Цукербергом Эдуардо понятия не имел, как себя вести. Первое время он старался подстроиться, потому что с раннего детства привык создавать вокруг себя комфортную для окружающих обстановку. Когда привычная тактика не сработала, Саверин попытался натаскаться по тем вещам, в которых, по мнению жителей Керкленда, у него были грандиозные пробелы. К несчастью, это так же не подействовало, и тогда Саверин чисто из упрямства плюнул на любые попытки адаптироваться в новой среде и стал вести себя естественно, так, как ему подсказывала его собственная природа.
К собственному удивлению он заметил, что Дастин, Крис и Марк ничего не имеют против. Наоборот, им как будто действительно не хватало подобной детали в их коллективном механизме – неправильной, никуда больше не вписывающейся детали, которая кардинально отличалась от остальных.
Несмотря на это, разговоры с Цукербергом зачастую ставили Эдуардо в тупик.
Как, например, сейчас.
- Ты не хочешь объяснить? – растерянно произнес Саверин.
Марк ещё несколько секунд что-то печатал в полном молчании, после чего захлопнул ноутбук, сложил ладони поверх оного и с колкой любезностью поинтересовался:
- Объяснить? Что именно из фразы «я тебе не разрешаю» достаточно трудное для восприятия?
- Причинно-следственные связи, к примеру.
Дастин невольно вжался в диван. Чутье подсказывало ему приближение бури и, по всем правилам выживания в критических ситуациях, сейчас необходимо было срочно отыскать надежное убежище. К несчастью, убежище в данный момент торчало в торговом центре, выбирая подарок любовнику на день рождения (пожалуй, в таких вещах Хьюз не был большим специалистом).
- Ты находишься в моём теле, Вардо, поэтому я имею полное право выбирать, с кем и при каких условиях ты будешь общаться. Я не хочу, чтобы ты встречался с Зои, потому что она не нравится мне, соответственно, она не должна нравиться и тебе.
- Ребят, да ладно вам…
- Не встревай, Московиц. Я пошел на свидание с Джейн, потому что ты попросил меня об этом, и у меня не было права отказать. Обстоятельства сложились подобным образом. Я могу требовать от тебя того же. В данный момент ты занимаешь моё место, и я не разрешаю тебе использовать его для удовлетворения личных потребностей.
Эдуардо нахмурился. Это было плохим, просто отвратительным знаком.
- Удовлетворения личных потребностей, значит? – мягко произнес Саверин, поджимая губы. Дастин предпринял ещё одну попытку их утихомирить, но его бессовестно проигнорировали. – А как ещё прикажешь мне их удовлетворять? Я застрял в чужом теле – ты только вдумайся! – и понятия не имею, как из него выбраться. Вся моя жизнь полетела к чертям, Цукерберг, твоими же усилиями.
Удивительно, но, несмотря на их разгорающуюся ссору, эта фраза прозвучала скорее как подведение итогов, нежели как обвинение.
- В субботу у меня свидание с Зои, хочешь ты этого или нет. Более того, я почему-то уверен, что мы сможем перескочить через «рубеж в одну встречу» и дойти до финальной стадии.
- Дастин, закрой глаза! – раздался внезапно воодушевлённый голос показавшегося в дверном проёме Хьюза.
Марк и Эдуардо тут же замолчали, а Дастин, вопреки просьбе, уставился на огромную коробку в подарочной упаковке, которую Крис держал в руках.
– Закрой глаза, Дастин, - холодно произнес Эдуардо, отворачиваясь от Марка.
Тот равнодушно открыл ноутбук и вернулся к прерванному не так давно процессу. Московиц послушно зажал глаза ладонями, хотя в этом не было никакой необходимости – во-первых, подарок и так был надежно упакован, так что опознать содержимое не представлялось возможным, а во-вторых, они с Хьюзом жили в паре метров друг от друга, поэтому Дастин был прекрасно осведомлен, где именно Крис прячет свои подарки.
Остаток вечера они провели за просмотром «Кошмара на улице Вязов» и распитием приготовленного Крисом глинтвейна.

Свидание Эдуардо прошло «замечательно». Им было «весело», они «танцевали», немного выпили, а потом «она даже поцеловала» Вардо на прощание, когда он провожал её до корпуса.
Всю следующую неделю выловить Эдуардо без сопровождения Зои оказалось просто невозможным. Они ходили вместе на лекции, на обед, в рестораны и бары, Вардо даже привел её в Керкленд, чтобы познакомить с Крисом и Дастином, которым она, конечно же, «невероятно понравилась».
Марк всё это время ходил в поразительно дурном расположении духа. Он умудрился окончательно разругаться со своими новыми соседями по комнате, которые, судя по всему, и так уже были на грани выселения Саверина из кампуса. Помимо этого Цукерберг на глазах у всей аудитории наговорил гадостей профессору, который простил его исключительно за отличные оценки и «явный интерес к предмету». Хьюзу и Московицу странным образом удавалось все это время самоустраняться до того, как Марк спустит на них собак.
В итоге Цукерберг решил погрузиться в создание кодов. Ему пришла в голову одна в меру гениальная идея, осуществление которой он не стал откладывать на потом – в ущерб лекциям Вардо, конечно же – и всю следующую неделю Марк провел перед ноутбуком, прерываясь на кофе, сон, туалет и иногда душ (в общем-то, в произвольном порядке).
На дворе стоял май, но привычного для Массачусетса тепла не было. Цукерберг постоянно мёрз, из-за чего иногда даже спал в худи . Скорее всего, ему просто необходимо было нормально выспаться и плотно поесть, но подобные мысли в голову Марка не приходили. Обычно они приходили в голову Вардо, а у Вардо сейчас были дела поважнее.
Такая важная Зои Абрамс.
Но в какой-то очередной будничный день кто-то заботливо приземлил на стол, рядом с погружённым в компьютер Марком, большую кружку горячего чая.
- Вардо?
- Увы, - Крис несколько виновато пожал плечами, мол, не обессудь, чувак, это всего лишь я, и присел на край столешницы. – Пора выбираться из бункера, Цукерберг. Только посмотри на себя. Ты придал нашему бразильскому другу бледно-зелёный оттенок.
- Я занят.
- Не сомневаюсь. Надеюсь, ты не забыл, какой завтра день?
Марк оторвался от клавиатуры и поднял саднящие глаза на приклеенный к стене календарь. К несчастью, за последние пару недель он умудрился несколько потеряться во времени, поэтому всё, на что Цукерберга хватило, сводилось к однозначному выводу:
- Майский.
Крис закатил глаза.
- Подсказка: кто-то родился в мае.
Марк ещё несколько секунд погипнотизировал взглядом календарь, после чего ровным голосом заключил (не очень-то уверенный в том, попадет в яблочко или нет):
- День рождения Дастина?
- Именно! Уже купил подарок?
- Да.
Вот тут Марку даже не пришлось врать, потому что подарок он действительно купил, причем месяцев эдак пять назад.
Вообще в магазины Цукерберг наведывался нечасто, поэтому застать его за процессом покупки чего-либо было проблематично (если только это не было едой). Однако когда Марк всё-таки доходил до какого-нибудь очередного торгового центра, он безвозвратно утрачивал чувство времени и просто бродил из магазина в магазин, пока на кредитке не оставалось около ста долларов.
Закупался он в основном в магазинах с книгами и видеоиграми. Намного реже, когда действительно возникала необходимость, он мог обратить внимание на собственный гардероб, и тут тоже Марк не зажимал себя в рамки: если он покупал одежду, то покупал ровно столько, чтобы в следующий раз ему пришлось проделывать это только через несколько месяцев или, что ещё лучше, несколько лет.
То же самое касалось подарков. Зачастую Марк совершенно случайно натыкался на подходящие вещи в магазине и тут же покупал их, даже не вспоминая, когда именно выпадет возможность презентовать подарок имениннику.
- Отлично, значит у нас ещё масса времени. Предлагаю тебе отправиться в душ, а потом мы можем поесть где-нибудь. У меня к тебе серьёзный разговор.
- В другой раз.
- В другой раз ты выпустишь в трубу целую субботу, просиживая шорты у ноутбука. А сейчас поднимайся.
Марку было решительно не о чем говорить с Крисом, но он всё-таки согласился перекусить где-нибудь, потому что желудок, ненавязчиво прилипший к спине, явно оказывал Хьюзу моральную поддержку.
- Две моцареллы, пожалуйста. Темное пиво есть?
- «Krušovice» и «Guinness».
- Два «Krušovice». Спасибо, - Крис отложил меню. – Ну и как долго вы собираетесь продолжать этот цирк?
- Не понимаю, о чем ты, - признался Марк.
- Об американском фондовом рынке, - хмыкнул Хьюз, перекладывая столовые приборы. В теории, левши запросто могли пользоваться вилкой и ножом так же, как их праворукие собратья, но у Криса это всегда вызывало дискомфорт.
- О вас с Вардо, естественно! Сколько ещё ты планируешь на него обижаться?
- Я не обижаюсь.
- Обижаешься, причем ещё как.
Марк промолчал.
- Единственное, чего я не могу понять – тебе действительно неприятно, что он пользуется твоим телом, или ты просто ревнуешь?
- Ваша пицца, сэр.
Пока официант расставлял тарелки на стол, Цукерберг смерил Хьюза убийственным взглядом, и как только нежелательный слушатель отошел к соседнему столику, Марк заговорил:
- Мне не с чего ревновать Вардо. Вардо не моя собственность, и даже про это тело я более не вправе говорить подобное. То, что произошло с нами, является последствиями моих действий, поэтому единственный, кого я могу обвинять, это я сам. Если Вардо хочется завести подружку, он вправе сделать это независимо от того, что я думаю по этому поводу. Если ему вдруг захочется бегать по улицам без одежды, я буду бессилен – он теперь Марк Цукерберг, поэтому исключительно он один решает, что делать, а что нет.
- Это всё понятно, - кивнул Крис, отрезая кусочек пиццы. – Но ты ревнуешь его или нет?
- Как я уже говорил, мне не с чего…
- Марк. Ты ревнуешь Вардо?
Цукерберг сглотнул и отвел взгляд в сторону. Он никогда не задавался вопросами подобного содержания, поэтому сейчас ему требовалось время, чтобы взвесить возможные варианты.
Чуть-чуть подумав, он, наконец, ответил:
- Да.
- Вот и зря.
Марк, в общем-то, ожидал какой угодно реакции, но услышанное не вписывалось ни в один из вариантов.
- Это довольно просто. Вот смотри. Как думаешь, что будет, если я или Дастин попросим помощи у Вардо?
- Я не понимаю, причем…
- Он не откажет. Эдуардо никогда не откажет другу. Но ты, - Крис указал в сторону Марка ножом, - ты – совершенно другое дело. Почему?
- Почему?
- Потому что тебе не придется просить, Цукерберг. Если тебе понадобится помощь, Вардо предоставит всего себя раньше, чем ты успеешь заметить, что вообще происходит.
Марк почувствовал, как разговор постепенно начинает его утомлять. Крису было свойственно говорить непонятными завуалированными предложениями, поэтому обычно они общались только при помощи посредников.
- К чему ты ведешь?
- К тому, что Вардо всегда рядом. Всегда старается для тебя. Он даже нашел Зои, которая полностью соответствует твоему вкусу – возможно, не будь ты так заморочен на собственной ревности, давно бы уже заметил это.
- Зои стандартная. Она соответствует вкусу всего Гарварда.
- Да, но только не Саверина. Вспомни Джейн, тебе ничего в ней не показалось странным?
- Нет.
- Убийственная наблюдательность, Цукерберг. Подумай хорошенько: светло-русые кудряшки, голубые глаза, повернутость на фантастике, факультатив программирования… Никого не напоминает?
Марк напряжённо сжал вилку пальцами.
- Даже если так, что с того?
- Знаешь, существует мнение, что в паре всегда один любит, а второй позволяет себя любить. Так вот ваша с Вардо проблема заключается в том, что вы оба любите, а позволить друг другу ни черта не можете.
Цукерберг лишь хмыкнул и отвлекся на свою пиццу.
- Ты-то Дастину, я смотрю, позволяешь от заката до рассвета? – между делом заметил он.

День рождения Московица всегда проходил в узком (максимально узком) кругу друзей. В этот день было принято делать всё, что любил делать Дастин, и есть всё, что этот продукт эволюции употреблял в качестве пищи.
Марк, надо заметить, всё-таки опоздал, однако не по своей вине. На горизонте наметилось очередное испытание для настоящих джедаев: отец Вардо позвонил за полчаса до назначенного Дастином времени, чтобы договориться об ужине тет-а-тет с любимым сыном в ближайшие несколько дней. Цукерберг, чьи представления о Саверине - старшем сводились приблизительно к характеристике «брюнет» или «бразилец», постарался сократить общение до минимума, однако уклониться от встречи ему каким-то образом не удалось.
Уже предчувствуя, какую панику разведет Эдуардо, услышав внезапные новости, Марк испытал чувство удовлетворения. Во-первых, теперь ему не нужно было придумывать вразумительный предлог, чтобы заговорить с Вардо на дне рождения Дастина. Во-вторых, Цукерберг снова возвращался в центр саверинского внимания, а это – и Марк уже готов был признать – являлось весьма приятным бонусом.
- Марк! – Дастин с радостной физиономией получил свой подарок и тут же полез с объятиями. – Боялся, что ты так и не дойдешь. Держи.
Цукерберг поборол внутреннее сопротивление и всё-таки принял из рук Московица фиолетовый колпак в разноцветный горошек.
В дни рождения Дастина их комната в Керкленде напоминала детский утренник в McDonald’s, разве что без детей и клоунов. В первый раз и Крис, и Марк, и Эдуардо чувствовали себя несколько сконфужено, потому что ожидали серьёзную вечеринку (даже оделись соответствующе), а Московиц устроил им соревнование по твистеру. Привыкнуть к подобным праздникам оказалось не так уж трудно – по крайней мере, не труднее, чем привыкнуть к самому Дастину.
Спустя полтора часа все уже были пьяные и повеселевшие. Зои, очевидно, не подозревая о своеобразных отношениях мистера и миссис Хьюз, привела им для знакомства двух своих подруг, которые оказались не только симпатичными, но ещё и приятными в общении. Московиц решил втянуть всех в какую-то очередную бессмысленную игру, от которой у Цукерберга в итоге закружилась голова и затрещало в висках.
- Марк?
- Я всего лишь в ванную.
Впервые за всё это время ему было жарко. То ли из-за уровня алкоголя в крови, то ли из-за того, что на улице всё-таки стоял май, а Марк зачем-то нарядился, как капуста. Помимо прочего, в комнате было шумно и душно: два фактора, альянса которых Цукерберг старательно избегал на своём жизненном пути.
- Можно? – Вардо всегда был деликатным. Даже когда злился или обижался, его манеры шли впереди него.
- Это ведь твоя ванная теперь.
Эдуардо слабо улыбнулся и прошел внутрь, бесшумно прикрывая за собой дверь.
- Ты плохо выглядишь.
- Это всё из-за рубашки.
Марк и вправду надел рубашку и даже светлую жилетку сверху, как раз в стиле Саверина. Впрочем, глядя на себя в зеркало, на опухшие красные глаза и вытянувшееся побледневшее лицо, Марк скорее сказал бы, что он выглядит «очень по-цукербергски».
- Нужно воротник немного ослабить, - посоветовал Вардо и тут же подошел ближе.
Марк застыл, наблюдая за руками, ловко расстегивающими пару верхних пуговиц на его рубашке.
- Сегодня звонил твой отец.
Пальцы Вардо на секунду застыли.
- Зачем?
- Попросил поужинать с ним на следующей неделе.
- Катастрофа, - тихо выдохнул Эдуардо, присаживаясь на край ванной рядом с Марком. – Что ты ответил?
- «Да, с удовольствием».
- Господь Всемогущий! – Саверин запустил руки в тщательно уложенные кудри и потеряно уставился в пол. – Нужно придумать что-то в срочном порядке. Он наверняка заподозрит, тем более, его излюбленная тема – экономическое положение Бразилии, а ты об этом ничего не знаешь.
- Вардо.
- Я пропал. На этот раз совершенно точно.
- Успокойся. Я уладил этот вопрос.
- Да? – Эдуардо поднял на Марка озабоченный взгляд. – Как?
- Сказал, что хочу познакомить его с одним из своих друзей.
- Да? С кем?
Марк закатил глаза.
- С Биллом Гейтсом. С тобой, конечно же!
- А, да, естественно, - Саверин замолчал, переваривая услышанное, после чего его спина вдруг резко распрямилась. – Я смогу отвлекать его внимание от тебя. Это нетрудно, я знаю темы, на которые он любит поговорить, к тому же, кое в чем ты уже и без меня разбираешься. Замечательно. Это просто замечательно! Отличная идея, Марк, - Эдуардо несильно толкнул Марка плечом.
Цукерберг вымученно скривился.
- Всё ещё нехорошо, Марк?
- Голова кружится.
- Что мне сделать?
- Холодная вода.
- Сейчас, - Вардо поднялся на ноги и взял одно из сложенных на полке полотенец. Цукерберг мог поклясться, что до появления Саверина в их общежитии никто не раскладывал свое полотенце в ванной, и уж тем более не развешивал там дополнительные.
Эдуардо включил холодную воду, намочил пушистый сверток в своих руках и подошел к Марку. Тому пришлось слегка раздвинуть ноги, чтобы Саверин смог подойти ближе.
- Давай, - Вардо мягко убрал чёлку со лба Цукерберга и провёл мокрым полотенцам по горячей коже. У Марка тут же участилось сердцебиение, и он почувствовал себя затравленным зверем, которого заперли в одной клетке с заботливым и нежным браконьером. – Слушай, у тебя нет температуры? Ты как-то совсем неважно выглядишь.
- Я в порядке.
Это было не совсем правдой, но Марку не хотелось, чтобы Вардо лишний раз переживал.
- Оно хоть помогает? – усмехнулся Эдуардо, проводя полотенцем по щекам Цукерберга. Тот сдержанно кивнул, ощущая влажный след на лице.
- Достаточно.
- Хорошо, - Саверин убрал полотенце и решительно повернулся назад, но Марк внезапно сдвинул ноги, и Вардо с трудом удержал равновесие, чтобы не рухнуть прямо на Цукерберга.
Его глаза встретились с прямым взглядом Марка. Вардо тяжело выдохнул и непроизвольно положил руку на шею друга. Цукерберг послушно закрыл глаза, позволяя притянуть себя ближе, и запустил руку в мягкие кудряшки – и когда это ощущение стало таким незнакомым?
Эдуардо сократил расстояние между ними, почти целуя Марка в губы, но внезапно застыл, оставляя несколько миллиметров расстояния.
- В чем дело? – напряженно прошептал Цукерберг, не открывая глаз.
Вардо засмеялся.
- Всё в порядке, не нервничай.
- Я не нервничаю, я уточняю.
- Тише, - Эдуардо мягко коснулся губ Марка, и это было совершенно не так, как в первый раз.
В первый раз у Цукерберга были острые скулы, которые Вардо изучал пальцами, и тонкие мягкие губы. Сейчас и лицо, и губы были совершенно другими – Саверину это не понравилось, и единственным, что удержало его от желания отодвинуться, был тот факт, что он целовал Марка.
Который в этот раз не сидел с распахнутыми от удивления глазами, а отвечал на поцелуй – неумело и кротко, но всё-таки отвечал.
- Мальчики, вы там как? – послышался за дверью голос Зои, и Эдуардо невольно отступил назад.
- Отлично, - крикнул он в ответ, стараясь не смотреть на Марка. – Ты что-то хотела?
- Ты не мог бы проводить меня домой?
- Да, конечно. Подожди секунду.
- Спасибо.
Вардо виновато посмотрел на Марка.
- Мне нужно идти. Извини.
Саверин повернулся к зеркалу, бросил беглый взгляд на своё отражение, чтобы проверить внешний вид, и направился к двери. Уже почти проворачивая ручку, он тихо повторил:
- Извини, - после чего вышел из ванной.
- Ничего, - согласился Марк, сжимая пальцами края рубашки.

Отец Эдуардо заказал столик на троих человек в небольшом итальянском ресторанчике на Гарден-стрит. Добираться туда пешком было слишком долго, поэтому Вардо предложил оплатить такси – в итоге они оба приехали раньше назначенного времени.
Эдуардо заметно волновался.
- Веди себя менее естественно, ладно?
- «Менее естественно»? Это что, совет лучшего друга?
Вардо нахмурился.
- Марк, я серьёзно. Для меня это очень важно.
- Я не собираюсь танцевать на столах и снимать проституток, успокойся.
- Если бы это было самым страшным…
- Эдуардо!
Роберто Саверин был мужчиной в полном расцвете сил: об этом говорила его уверенная походка, широкая улыбка и быстрые, по-бразильски резкие жесты. Марк, который за всю свою жизнь общался, возможно, с двумя-тремя людьми из серьёзного бизнеса, сформировал в своей голове абсолютно иной образ. Тот факт, что Берто не подходил под этот образ от слова «совсем», несколько выбил из колеи – особенно когда старший Саверин решил обнять сына на глазах у всей улицы. Марк стушевался, чувствуя себя круглым идиотом, и беспомощно посмотрел на Вардо. Тот интенсивно затряс головой, и Цукерберг нехотя приобнял мужчину в ответ.
- Отец, давай я представлю…
- Марк. Марк Цукерберг, - Эдуардо протянул руку, - очень рад познакомиться.
- Я тоже рад, Марк. Нечасто сын знакомит меня со своими друзьями. Честно сказать, на моей памяти это первый случай, - пожимая протянутую руку, улыбнулся Берто.
Между Цукербергом, Хьюзом и Московицем сформировалось устойчивое мнение, будто отец Вардо – настоящий тиран и деспот. Эдуардо, конечно, об этом понятия не имел, иначе, скорее всего, стал бы оспаривать такую позицию, но его постоянные «отец меня убьёт» и «для отца это очень важно» наводили на определенные мысли даже самых невнимательных из его окружения.
Роберто Саверин оказался… обаятельным. Он выглядел дружелюбно, но Марк знал, что эта дружелюбность напускная, присущая каждому человеку, имеющему дело с переговорами в коммерческой сфере. Берто совсем не напоминал сына; по всей видимости, характер Вардо унаследовал от матери. Младший Саверин был более спокойным и миролюбивым; старший же предпочитал выбирать спорные темы и провоцировать конфликты. Он выглядел непредсказуемым человеком, способным на любую фразу и любой маневр; помимо прочего, в нем было столько ажиотажа относительно своей профессии, что даже Марку на какой-то момент стали интересны все эти рассказы из мировой финансовой жизни.
В общем-то, неудивительно, что большую часть времени говорил только Берто. У него это получалось легко, он умел зацепить собеседника (а в случае с Марком это было необходимо), подходил к вопросу с точки зрения человека, познавшего жизнь. Роберто был большим реалистом, нежели Вардо, и именно это бросилось Цукербергу в глаза в первую очередь.
В целом, ужин проходил почти идеально. Эдуардо расслабился и перестал переживать по поводу того, что отец что-нибудь заподозрит (тем более, это было довольно трудно, учитывая, что за весь вечер Марк вставил разве что пару слов); Берто был доволен внезапным доверием сына и новым знакомством; Цукербергу, в общем-то, было без разницы.
Ничто не предвещало беды.
- Я так же заметил, что твои оценки, Эдуардо, значительно снизились.
Вардо напрягся – Марк не столько увидел это, сколько почувствовал.
- Это временная дезориентация, - спокойно объяснил он, не отвлекаясь от салата.
- Временная дезориентация? – сдержанно переспросил Роберто, откладывая столовые приборы. – Похоже, сын, она преследует тебя в течение всей твоей жизни.
- Что ты имеешь в виду?
- Тебя.
Марк поднял на мужчину внимательный взгляд, пытаясь понять, куда конкретно может привести подобный разговор. Эдуардо, сидящий рядом в полном молчании, умоляюще посмотрел на Цукерберга, пытаясь донести до него какие-то неведомые Марку послания.
- Меня? Не совсем понимаю, о чем ты, - ровным тоном произнес Марк, чувствуя несильный пинок Вардо под столом.
- Хочешь, чтобы мы обсудили это при твоем друге? – напряженно поинтересовался Роберто.
- Что вы, сэр, было бы весьма неприятно заканчивать вечер на такой напряженной ноте…
- Хочу.
Эдуардо сдержал стон – кажется, Цукерберг только что нажал на спусковой крючок его персонального дробовика.
- Замечательно. Возможно, это к лучшему – Марк сможет нас рассудить.
- Мне бы не хотелось вмешиваться в семейные…
- Ты не вмешиваешься, - оборвал Марк, с вызовом глядя на Берто.
Ничем хорошим это точно не кончится.
- С раннего детства, Эдуардо, мы с твоей матерью предоставляли тебе всё, о чем мог мечтать мальчик твоего положения. Лучшие детские сады, школы, секции. Лучшие вещи, лучшие тетради, лучшая техника.
- Я очень ценю вашу заботу, отец.
- Сомневаюсь. Стоит ли напоминать тебе, с каких низов мы с твоей матерью начинали? Нам не было все дано от рождения, мы были вынуждены думать своими головами и зарабатывать деньги при помощи своих талантов, а не того, что и так предоставлено нам родителями.
- Сэр, не хотите ли ещё вина?
- Да, спасибо, - Роберто дождался, пока официант разольет по бокалам принесенную бутылку, и сдержанно продолжил: - Я не требую от тебя чего-то невозможного, Эдуардо. Я прекрасно понимаю, что не каждому даётся талант и не каждый способен на что-то действительно стоящее.
Марк невольно сжал кулаки, но почувствовал очередной пинок Вардо и постарался успокоиться. В конце концов, это не его дело.
- Но мы предоставили тебе всё, что было в наших силах. Мы оплачиваем твое обучение в лучшем университете страны, обеспечиваем тебя едой, одеждой и деньгами. Заметь, я не требую от тебя быть первым, быть лучшим среди сверстников. Я не требую невозможного. Но ты, по крайней мере, мог бы постараться не ползти в самом конце, как отчаявшийся неудачник, позоря всю нашу семью своей отвратительной успеваемостью и полным отсутствием потенциала.
Марк сощурился и решительно поднялся на ноги. Эдуардо в какой-то момент даже показалось, что Цукерберг сейчас полезет в драку, поэтому он постарался незаметно сжать пальцами ладонь Марка:
- Не надо.
Тот вздрогнул и высвободил руку, впрочем, несколько успокаиваясь.
Несколько, но, пожалуй, недостаточно.
- Твои обвинения не обоснованы, более того, значительно утрированы.
- Вардо, нам пора.
- Подожди, - сухо произнес Марк, отодвигаясь от постепенно бледнеющего Эдуардо. – Без всяких сомнений, отец, твои достижения весьма внушительны, но тот факт, что мы начинаем с разного старта, ещё не делает меня объектом твоих нереализованных надежд. Возможно, если бы ты был хоть приблизительно знаком с системой высшего образования в США, ты бы знал, что денег недостаточно для поступления в Гарвардский университет.
- Как ты смеешь…
- Более того, потенциальный студент должен обладать незаурядными способностями и быть во многом лучше других. Комиссия оценивает общие знания, стремления, трудолюбие, возможности к самоорганизации и дальнейшего интеллектуального роста. Сам факт поступления в Гарвард уже является достижением и предметом для гордости, мистер Саверин…
На лице Роберто возникла смесь замешательства и недоумения, поэтому Марк поспешно исправился:
- Отец. Помимо этого, мои показатели – одни из самых высоких на факультете, и полгода назад, как тебе известно, я был выбран президентом Harvard Investment Association, что является лишним доказательством наличия у меня, как ты выразился, «отсутствующего потенциала». Это приводит нас к весьма очевидному выводу: в свои девятнадцать я значительно опережаю многих сверстников, и это во многом делает честь всей нашей семье. Можешь не сомневаться, к тому моменту, когда я достигну твоего возраста, мои успехи будут выше всего, что ты имеешь сегодня. Мы уходим, - поворачиваясь к Вардо, на лице которого застыла гримаса неподдельного ужаса, объявил Марк. – Хорошего вечера.

comments

@темы: Science Fiction/Double Feature

---

короче, чуваки, есть у меня к вам дело. ну, к тем особым энтузиастам, которым не влом будет этим заняться, ибо я не настаиваю
в последнее время меня прямо-таки преследует пунктик о том, что я чересчур уж туп к своим неполным двадцати летам, и это вгоняет меня в глубокую пучину отчаянья
в честь этого я задалась мыслью больше читать хороших книг, больше смотреть хороших фильмов (что, в общем-то, нихуя не выходит, потому что я все ещё по кругу пересматриваю Easy A и Зомбилэнд), делать всякие полезные для мозга дела и так далее.


суть: я хочу, чтобы вы, дорогие фэллоус, покидали мне в комментарии вопросы. не что-то вроде "какого цвета трусы на тебе сегодня" или "чем ты замазываешь прыщи на лбу" (и нет, у меня нет прыщей на лбу хд), а что-то интересное, что я потом буду усиленно искать в интернете и тем самым обогащаться за вас счёт хд ну там к примеру "Кто такой Франциско Франко и чем он отличился?". вопросы можно из всех сфер и всех предметов (ну, в пределах разумного, конечно, квантовую физику я не разберу без бутылки рома)
вам за это будет ничего хдд дело это добровольное, но обещаю от себя плюс стопицот к карме, честное слово!

---